От упругой червивости солнца
по надрезу беспечных небес
до не выбритых пор и узорцев
на пахах подгнивающих - лес
огибающий слух одичаньем,
заглядевшийся белкой в зрачок,
безответный, надменный, печальный,
в раскорчёвках шуршащий грачом,
от тропин и запазух косматых,
и до мёртвой улыбки болот -
он возник ни на чём, на откатах
раздвоённого эха, весь от
надполянного слуха пошедший,
в непрерывной судьбе муравьёв,
чем подробней, тем легче, тем легче
пробираясь предчувствием слов,-
он останется там, за пределом
осязанья годичных времён,
он пребудет из таинства сделан,
он коснётся щеки, окаймлён
долгим эхом молчанья - дуплистым,
торфяным, зарастающим и
земляную механику истин
раздвигающим прямо с земли
предпоследнею тайной разлуки,
страшноватой историей...
Там,
в отголоске, в молчании, в звуке
за распадками снившийся нам.
Нескушного сада
нестрашным покажется штамп,
на штампы досада
растает от вспыхнувших ламп.
Кондуктор, кондуктор,
ещё я платить маловат,
ты вроде не доктор,
на что тебе белый халат?
Ты вроде апостол,
уважь, на коленях молю,
целуя компостер,
последнюю волю мою:
сыщи адресата
стихов моих — там, в глубине
Нескушного сада,
найди её, беженцу, мне.
Я выучил русский
за то, что он самый простой,
как стан её — узкий,
как зуб золотой — золотой.
Дантиста ошибкой,
нестрашной ошибкой, поверь,
туземной улыбкой,
на экспорт ушедшей теперь
(коронка на царство,
в кругу белоснежных подруг
алхимика астра,
садовника сладкий испуг),
улыбкой последней
Нескушного сада зажги
эпитет столетний
и солнце во рту сбереги.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
