«Мои прогулки – это бегство из настоящего в прошлое.
Когда я хожу по городу, я постоянно думаю о своей
минувшей жизни, о том, почему я сама ее сделала такой,
а не иной...»
Грета Гарбо
Ловко приноравливая шаг
К ритму генетического кода,
Освящаю городской ландшафт
Древним ритуалом пешехода.
Я не просветленный муравей –
Не запоминаю траекторий,
Только с ним, бродягой, наравне
Пробавляюсь сухопутной долей.
Дождь ли, камень, вешняя капель -
Терренкур намечен плотным сетом,
Я душевной манией к ходьбе
Подтверждаю вечную оседлость.
Как неискушенный либертин
Трепещу волнительною дрожью,
Приобщаюсь к таинству пути
Медленно, на ощупь, осторожно.
Гибкое движение стопы
Скрадываю мягкостью проталин…
Если вдруг найдется следопыт -
Пусть мою тропинку испытает.
Я её письмом приноровлю
И пошлю бесхитростным галатам,
Уступая только муравью
В краткости бродяжьего таланта.
Я не из хитина сделан,а из мяса.
Носу доверяю жизнь свою.
И твою я поступь, Карабаса
Аж за семь кварталов узнаю.
Это к тому, что здесь бы не узнал. Я бы даже сказал о несоответствии ника стихотворению. Так мягко-философично. Тем ценнее.
Спасибо. Напомните, откуда мы знакомы, пожалуйста.
Виртуально,ес-но. "Решето" образца 2007 г
понравилось.
пешеходы чисел не считают.
на плохих листках календаря
крестят цифры. о себе болтают.
но ни с кем они не говорят.
им ходить бы только автоматом.
куклами туда-сюда.
жизнь проходит. нет, не виновата,
что земля, пустая иногда,
выпивает осень с их шагами.
а они, бессмертные уже,
смотрят муравьиными глазками
на окно в последнем этаже,
где и ты гуляешь у светила.
числа вырезал плохие, положил,
словно листья. и идёшь по ним. а силы
ты ни у кого не одолжил.
а внизу они себе построят
город-муравейник золотой.
ходят, из себя кого-то строят
на земле, живой или пустой.
крестят цифры, кулаки сжимают.
всё одно опять: туда-сюда.
страшно прямо. нет, не понимают.
и бессмертьем шелестят года.
Я рада, что понравилось.
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
В кварталах дальних и печальных, что утром серы и пусты, где выглядят смешно и жалко сирень и прочие цветы, есть дом шестнадцатиэтажный, у дома тополь или клен стоит ненужный и усталый, в пустое небо устремлен; стоит под тополем скамейка, и, лбом уткнувшийся в ладонь, на ней уснул и видит море писатель Дима Рябоконь.
Он развязал и выпил водки, он на хер из дому ушел, он захотел уехать к морю, но до вокзала не дошел. Он захотел уехать к морю, оно — страдания предел. Проматерился, проревелся и на скамейке захрапел.
Но море сине-голубое, оно само к нему пришло и, утреннее и родное, заулыбалося светло. И Дима тоже улыбнулся. И, хоть недвижимый лежал, худой, и лысый, и беззубый, он прямо к морю побежал. Бежит и видит человека на золотом на берегу.
А это я никак до моря доехать тоже не могу — уснул, качаясь на качели, вокруг какие-то кусты. В кварталах дальних и печальных, что утром серы и пусты.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.