и падало сознание со звука.
и больно билась бабочка ко мне.
я музыку тогда ловил без слуха.
и доверял кромешной тишине.
нет. никогда не думал я, что шорох
и стук трубы о палец шелестят.
что, если слов исповедален ворох,
то их не говорят.
их ждут. они приходят и уходят.
их ловят по пути.
они - младенцы, ангелы златые,
что могут в рай из ада всё пустить.
сознание не может, невозможно
хранить. и умная внутри душа,
как бабочка, стучится осторожно,
в молчании ночном шурша.
и дух бесследный музыки бессловной
один. но всё. не надо больше их!
тех ангелов в лучах морковных,
в свекле сердец, в борщах своих.
Доносились гудки
с отдаленной пристани.
Замутило дождями
Неба холодную просинь,
Мотыльки над водою,
усыпанной желтыми листьями,
Не мелькали уже — надвигалась осень...
Было тихо, и вдруг
будто где-то заплакали, —
Это ветер и сад.
Это ветер гонялся за листьями,
Городок засыпал,
и мигали бакены
Так печально в ту ночь у пристани.
У церковных берез,
почерневших от древности,
Мы прощались,
и пусть,
опьяняясь чинариком,
Кто-то в сумраке,
злой от обиды и ревности,
Все мешал нам тогда одиноким фонариком.
Пароход загудел,
возвещая отплытие вдаль!
Вновь прощались с тобой
У какой-то кирпичной оградины,
Не забыть, как матрос,
увеличивший нашу печаль,
– Проходите! — сказал.
– Проходите скорее, граждане! —
Я прошел. И тотчас,
всколыхнувши затопленный плес,
Пароход зашумел,
Напрягаясь, захлопал колесами...
Сколько лет пронеслось!
Сколько вьюг отсвистело и гроз!
Как ты, милая, там, за березами?
1968
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
