Наипрелестнейший союз -
На сцене он. Он - стоматолог.
Я - зритель.( В кресле).Я боюсь.
Уже приподнят алый полог.
Мой враг совсем невозмутим,
Под маской щурит глаз убийцы,
Зубов так много.Врач один,
И правою он держит щИпцы.
О, эта смелая игра
( В моих ладонях скачут зайцы)
- Ну, что ж, голубушка, пора!
Меня не цапните за пальцы!
-Нет, что Вы, право? И зачем?
(Интеллигентная я - пташка.
Пусть палец всунет, сразу съем)
На потолке цветут ромашки.
Укол. В десну. Какой пассаж!
Сейчас ушлю его подальше.
Клещи идут на абордаж.
Колени ходят строгим маршем.
Врач на меня немного лег,
Я так надеюсь - ненадолго.
Мой зуб - восьмерка, как зуб мог!
С врачом летим одной дорогой.
...О, как внушителен был хрясь,
Лежит мой зуб один в тарелке.
Ату его! Чтоб отродясь
Он по ночам не жрал конфетки!
Так гранит покрывается наледью,
и стоят на земле холода, -
этот город, покрывшийся памятью,
я покинуть хочу навсегда.
Будет теплое пиво вокзальное,
будет облако над головой,
будет музыка очень печальная -
я навеки прощаюсь с тобой.
Больше неба, тепла, человечности.
Больше черного горя, поэт.
Ни к чему разговоры о вечности,
а точнее, о том, чего нет.
Это было над Камой крылатою,
сине-черною, именно там,
где беззубую песню бесплатную
пушкинистам кричал Мандельштам.
Уркаган, разбушлатившись, в тамбуре
выбивает окно кулаком
(как Григорьев, гуляющий в таборе)
и на стеклах стоит босиком.
Долго по полу кровь разливается.
Долго капает кровь с кулака.
А в отверстие небо врывается,
и лежат на башке облака.
Я родился - доселе не верится -
в лабиринте фабричных дворов
в той стране голубиной, что делится
тыщу лет на ментов и воров.
Потому уменьшительных суффиксов
не люблю, и когда постучат
и попросят с улыбкою уксуса,
я исполню желанье ребят.
Отвращенье домашние кофточки,
полки книжные, фото отца
вызывают у тех, кто, на корточки
сев, умеет сидеть до конца.
Свалка памяти: разное, разное.
Как сказал тот, кто умер уже,
безобразное - это прекрасное,
что не может вместиться в душе.
Слишком много всего не вмещается.
На вокзале стоят поезда -
ну, пора. Мальчик с мамой прощается.
Знать, забрили болезного. "Да
ты пиши хоть, сынуль, мы волнуемся".
На прощанье страшнее рассвет,
чем закат. Ну, давай поцелуемся!
Больше черного горя, поэт.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.