бог на дороге, пылью одет городов,
пишет скулою послание для себя
у осла взятой? у собаки? у дерева?
мимо - таджиков большая семья.
вся ребятня из красивых дивчин.
маленьких муков, старых мотоциклов.
широкоскулых и плотных мужчин,
с семенем, со стёганым криком.
южные старухи идут на холодные кухни.
там яйца и творог ждут их рук.
и молодая ножка уткнётся на полминуты
в телевизор, подобный ночному костру.
шелестение речи любой, шевеленье
языка любого в мозгах.
и горячее южное пенье
бессловесно почти, на слогах.
всё это так знакомо теперь, как камень,
небо и ты сам. как сам себе бог.
вот так и чокнешься с индостаном,
да счетверишься с обеих ног.
но любовь этих - не знающих горя.
но езда этих индийских раджей,
словно чучел, по городскому полю,
оставляет спокойствие на душе.
Нет, это не Joseph Brodsky, это моя работа на стройке в городе… Не скажу, в каком городе. Короче, работа на юге)
не важно, что послужило стартовым выстрелом, но стих хорош... именно без первой строфы
Ну тогда придётся убрать и последнюю, чтоб уж... совсем было хорошо
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Здесь когда-то ты жила, старшеклассницей была,
А сравнительно недавно своевольно умерла.
Как, наверное, должна скверно тикать тишина,
Если женщине-красавице жизнь стала не мила.
Уроженец здешних мест, средних лет, таков, как есть,
Ради холода спинного навещаю твой подъезд.
Что ли роз на все возьму, на кладбище отвезу,
Уроню, как это водится, нетрезвую слезу...
Я ль не лез в окно к тебе из ревности, по злобе
По гремучей водосточной к небу задранной трубе?
Хорошо быть молодым, молодым и пьяным в дым —
Четверть века, четверть века зряшным подвигам моим!
Голосом, разрезом глаз с толку сбит в толпе не раз,
Я всегда обознавался, не ошибся лишь сейчас,
Не ослышался — мертва. Пошла кругом голова.
Не любила меня отроду, но ты была жива.
Кто б на ножки поднялся, в дно головкой уперся,
Поднатужился, чтоб разом смерть была, да вышла вся!
Воскресать так воскресать! Встали в рост отец и мать.
Друг Сопровский оживает, подбивает выпивать.
Мы «андроповки» берем, что-то первая колом —
Комом в горле, слуцким слогом да частушечным стихом.
Так от радости пьяны, гибелью опалены,
В черно-белой кинохронике вертаются с войны.
Нарастает стук колес, и душа идет вразнос.
На вокзале марш играют — слепнет музыка от слез.
Вот и ты — одна из них. Мельком видишь нас двоих,
Кратко на фиг посылаешь обожателей своих.
Вижу я сквозь толчею тебя прежнюю, ничью,
Уходящую безмолвно прямо в молодость твою.
Ну, иди себе, иди. Все плохое позади.
И отныне, надо думать, хорошее впереди.
Как в былые времена, встань у школьного окна.
Имя, девичью фамилию выговорит тишина.
1997
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.