...старое-престарое песенко...
...могу спеть, но вы не услышите...
...и сплясать могу...
1:
Он приходит ко мне, то с Мартини, то с травкой,
он приходит ко мне, чтобы слаще спалось.
Это странные дни, это реслинг и рафтинг,
это запах надежды и темных волос.
Он таскает меня за собой по перронам,
он сжимает запястья мне до синяков.
Он смеется негромко и дышит неровно,
словно где-то уже далеко-далеко.
пр:
Он приходит ко мне, будто я не чужая,
будто рядом других не достаточно жертв.
Он приходит, а утром опять уезжает.
Смех, перрон, синяки – постоянный сюжет.
2:
Он приходит ко мне, лишь тогда, когда нужен,
он читает меня как бессвязный рассказ.
Он приходит, и мир мой всё уже и уже,
он идет, а за ним волочится тоска.
Полупьяный дурман, сладковатый, как будто
заполняющий комнату, запах сигар.
Он приходит, живет, может, любит, а утром
по привычке пускается снова в бега.
пр:
Он приходит ко мне, лучший друг алкоголя,
через десять недель, через три, через две.
Как ребенок кривится и плачет от боли,
чтобы утром опять повзрослеть, зачерстветь.
3:
Он заходит в мой дом, забывая разуться,
он уходит с утра, забывая меня.
Только мне всё же проще быть с этим безумцем,
чем его на кого-то другого менять.
Мы, наверное, слишком друг в друга впитались,
зацепились, запутались, просто срослись.
Через пару веков дряхлый скорченный старец
будет также входит в мою глупую жизнь.
пр:
Он приходит ко мне, то с Мартини, то с травкой,
он приходит ко мне, чтобы слаще спалось.
Это странные дни, это реслинг и рафтинг,
это запах надежды и темных волос.
Он приходит ко мне, будто я не чужая,
будто рядом других не достаточно жертв.
Он приходит, а утром опять уезжает.
Смех, перрон, синяки – постоянный сюжет.
Я волком бы
выгрыз
бюрократизм.
К мандатам
почтения нету.
К любым
чертям с матерями
катись
любая бумажка.
Но эту...
По длинному фронту
купе
и кают
чиновник
учтивый
движется.
Сдают паспорта,
и я
сдаю
мою
пурпурную книжицу.
К одним паспортам —
улыбка у рта.
К другим —
отношение плевое.
С почтеньем
берут, например,
паспорта
с двухспальным
английским левою.
Глазами
доброго дядю выев,
не переставая
кланяться,
берут,
как будто берут чаевые,
паспорт
американца.
На польский —
глядят,
как в афишу коза.
На польский —
выпяливают глаза
в тугой
полицейской слоновости —
откуда, мол,
и что это за
географические новости?
И не повернув
головы кочан
и чувств
никаких
не изведав,
берут,
не моргнув,
паспорта датчан
и разных
прочих
шведов.
И вдруг,
как будто
ожогом,
рот
скривило
господину.
Это
господин чиновник
берет
мою
краснокожую паспортину.
Берет -
как бомбу,
берет —
как ежа,
как бритву
обоюдоострую,
берет,
как гремучую
в 20 жал
змею
двухметроворостую.
Моргнул
многозначаще
глаз носильщика,
хоть вещи
снесет задаром вам.
Жандарм
вопросительно
смотрит на сыщика,
сыщик
на жандарма.
С каким наслажденьем
жандармской кастой
я был бы
исхлестан и распят
за то,
что в руках у меня
молоткастый,
серпастый
советский паспорт.
Я волком бы
выгрыз
бюрократизм.
К мандатам
почтения нету.
К любым
чертям с матерями
катись
любая бумажка.
Но эту...
Я
достаю
из широких штанин
дубликатом
бесценного груза.
Читайте,
завидуйте,
я -
гражданин
Советского Союза.
1929
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.