Он неподвижен уже лет сто, может, немного больше. Время давно на дворе "не то", стало темней и горше. Он курит трубку, под пледом спит, вертит устало глобус...Женщина Бога опять спешит не опоздать на автобус. Ей двадцать пять и она права в этом нелепом платье, кругом идет у нее голова - взять и поцеловать бы, взять и проснуться однажды с ним, да под его одеялом! Вот уже вечность он нелюдим...Ей - двадцать пять. Устала.
Каждое утро встречает одна, ванная, чайник, спешка, снова в метро - людей стена, снова в глазах - усмешка, снова - обед, разговор, такси, вечер, бокал сухого...Он ни о чем ее не спросил, лишь посмотрел сурово. Лишь сообщил, что всегда дела, это ведь вам - не шутки! Кругом от этого голова, в нежности - промежутки. И, получается, до любви времени нет и силы...Женщина Бога его слова ровно на восемь делила.
Ей-то известно, что жить - вот так - только всевышний может: сделать любой бедой пустяк, мелочи подытожить, вылепить рьяно новый рассвет и разорвать все в клочья, слать равнодушный сухой ответ на все вопросы ночью. Ей-то понятно давно, что он - сам бы сбежал отсюда, титрами кончилось это кино, вся перебита посуда; всем помогать, оступиться и - вниз, - рухнуть, прибрежным камнем...Женщине Бога любой каприз встанет страшнее псарни.
Вот и поэтому все слова делит - не умножает, снова домой идет одна, только луна провожает...Он уж лет сто как совсем один, трубка угрюмо тлеет. Он не выносит светлых картин и не о чем не жалеет, только, пожалуй, о том, что не смог - это такая нелепость! Женщине снова приснился Бог и подземельная крепость.
Сначала мать, отец потом
Вернулись в пятьдесят девятый
И заново вселились в дом,
В котором жили мы когда-то.
Все встало на свои места.
Как папиросный дым в трельяже,
Растаяли неправота,
Разлад, и правота, и даже
Такая молодость моя -
Мы будущего вновь не знаем.
Отныне, мертвая семья,
Твой быт и впрямь неприкасаем.
Они совпали наконец
С моею детскою любовью,
Сначала мать, потом отец,
Они подходят к изголовью
Проститься на ночь и спешат
Из детской в смежную, откуда
Шум голосов, застольный чад,
Звон рюмок, и, конечно, Мюда
О чем-то спорит горячо.
И я еще не вышел ростом,
Чтобы под Мюдин гроб плечо
Подставить наспех в девяностом.
Лги, память, безмятежно лги:
Нет очевидцев, я - последний.
Убавь звучание пурги,
Чтоб вольнодумец малолетний
Мог (любознательный юнец!)
С восторгом слышать через стену,
Как хвалит мыслящий отец
Многопартийную систему.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
