Оригинал и другие переводы :
lib.ru/INOFANT/POE/crown3.txt
Час ночной тоской пропитан. Я средь будничного быта,
С древней книгою открытой за столом почти дремал.
Вдруг внезапным, но негромким звуком вздрогнули потемки
Там снаружи, словно в дверь мне кто-то тихо постучал.
Верно, гость ночной мне в двери осторожно постучал.
Странник, ищущий причал.
Помню даже слишком точно: той декабрьской тихой ночью
В полутьме каминны угли свет неяркий на пол льют.
Напряженно жду я утра, зарываясь в книги, будто
Дать они способны в горе безутешному приют
От раздумий о Леноре (звали так любовь мою,
Что покоится в раю).
Легкий шелест занавески, тихий, но довольно резкий,
Ужасом меня наполнил небывалым до краёв.
Чтоб унять сердцебиенье, прошептал я как моленье:
“Это гость, не привиденье, гость усталый ищет кров.
Путник страждущий нарушил одиночество мое!
Человек, не тень Её!“
Взяв себя не медля в руки, смело я пошел на звуки,
За испуг себя ругая, крикнул: “Сэр или Мадам!
Право, я дремал! В смущеньи, я прошу у вас прощенья,
Что, поддавшись ощущенью, стук ваш приписал ветрам!“
Но, открыв поспешно двери, гостя не нашел я там!
Пусто, пусто было там!
Долго дверь держа открытой, в ночь глядел я, с толку сбитый.
Мысли вдруг перемешались в голове в неясный вздор...
Доводило до отчаянья недвиженье и молчанье,
И нарушил я молчанье, слово вырвалось: “Ленор?“
Лишь мой шепот звучный эхо возвратило мне: “Ленор!“
Я вернулся в коридор.
Снова в комнату вошел я, с неспокойною душою.
Вскоре вновь раздался шорох, даже громче, чем тогда!
Ну конечно! Это что-то за оконною решеткой,
Что ж, узнаем, кто пришёл к нам! Разберёмся навсегда!
Снова я обрел рассудок - это ветер, не беда.
Духи - что за ерунда!
Но, открыв, я бросил ставень. Шум был слышен неспроста мне:
Вдруг влетел, забив крылами, ворон птица прежних дней.
И с величием, присущим пэрам, лордам власть имущим,
С гордым видом всемогущим, тенью замер меж теней.
Был над дверью бюст - “Паллада“, и уселся он на ней.
Ворон, птица прежних дней.
Лишь от страха я очнулся, - удивился, улыбнулся:
Столь чудной забавной птицы я не видел никогда!
Этот взгляд его спесивый, профиль строгий горделивый
Вмиг от грез моих пугливых не оставил и следа.
- Здравствуй гость! Коль ты надолго, как мне звать тебя тогда?
Ворон крикнул: “Никогда!“
Птицы речь меня смутила: что за чудо, что за сила
Птицу эту научила речи? Что за редкий дар?!
Хоть и смысла нет в ответе, все же многим ли на свете
Приходилось звуки эти слышать, без привычных “Кар!“,
От вороны, бюст Паллады захватившей без стыда,
Коей имя – «Никогда»?
Но умолк недвижный ворон, точно лжец он, точно вор он,
У людей укравший слово, в угрызениях стыда.
Я сказал тогда, вздохнувши: “Как и дружба дней минувших,
Улетит, крылом махнувши, этот ворон завтра вдаль!
Улетит, как улетели все надежды навсегда...“
Ворон крикнул: “Никогда!“
Словно яркой вспышкой света, точностью его ответа
Поражен я был, так верно он в слова мои попал!
Может, как свидетель боли, чьей-то тягостной юдоли,
Может у людей в неволе эту речь он услыхал?
От того, чей скорбный голос средь несчастий утихал,
Ворон это услыхал?!
Вновь в душе я улыбнулся, осмотрелся, оглянулся,
И, придвинув кресло ближе, сел напротив птицы той.
И задумался во мраке: “звуки были то, иль знаки?
Что же значило - узнать бы - слово это?“ Как литой,
Ворон все сидел на бюсте позабытой девы той.
Девы, некогда святой.
Я молчал, а ворон древний обжигающий и гневный
Взгляд вперил в меня, как будто прямо в душу мне проник.
И душа моя томилась: “может это мне приснилось?“
Голова моя склонилась, я в усталости поник,
Вспомнив, что на бархат нежный (Боже!) больше ни на миг
Не склонится светлый лик.
Воздух уплотнился вскоре, будто в горе, будто в горе
Не презрел меня Всевышний, и забвение мне шлет!
С Серафимом легкокрылым, с дымом из его кадила
Прочь уходит образ милый: «Пей забвенье, твой черед!
Пей забвенье! Пей, как ворон, муки каторжные пьет!»
“Никогда!“ - воскликнул тот!
О, пророк, чужой, зловещий! Ада ты посланец вещий,
Иль сам бес в обличье птицы, - точно знаю, ты пророк!
Молви, я найду забвенье, обрету ль успокоенье?
Что сулит мне провиденье? Бед моих скажи мне срок!
Этой скорбной страшной доли, я молю, скажи мне срок!
“Никогда!“ - вещун изрек.
О, пророк, исчадье ада, молви, будет ли награда
Мне в раю, под сенью сада, где эдемский бьет родник?
Молви, коль погибну скоро, снова встретится ль Ленора?
Вновь обнять мою Ленору мне удастся хоть на миг?!
Обрести мою Ленору вновь удастся ль хоть на миг?!
“Никогда!“ - раздался крик.
Что ж, пусть станет слово это расставания обетом!
Прочь лети, проклятый ворон, прочь в темнеющую даль!
Не теряя перьев черных, чтоб от речи этой вздорной,
Чтоб от лжи твоей упорной не осталось и следа!
Прочь лети, проклятый ворон! Убирайся навсегда!
Ворон крикнул: “Никогда!“
И недвижим черный ворон, все на бюсте том с тех пор он,
Как литой он, в свете лампы, древним демонам подстать.
Тень на пол легла проклятьем. Ни молитвой, ни заклятьем
Думы черной не унять мне! Боли страшной не унять!
И души из вечной тени, бездне адовой подстать, -
Знаю - больше не поднять!
Взгляни на деревянный дом.
Помножь его на жизнь. Помножь
на то, что предстоит потом.
Полученное бросит в дрожь
иль поразит параличом,
оцепенением стропил,
бревенчатостью, кирпичом -
всем тем, что дымоход скопил.
Пространство, в телескоп звезды
рассматривая свой улов,
ломящийся от пустоты
и суммы четырех углов,
темнеет, заражаясь не-
одушевленностью, слепой
способностью глядеть вовне,
ощупывать его тропой.
Он - твой не потому, что в нем
все кажется тебе чужим,
но тем, что, поглощен огнем,
он не проговорит: бежим.
В нем твой архитектурный вкус.
Рассчитанный на прочный быт,
он из безадресности плюс
необитаемости сбит.
И он перестоит века,
галактику, жилую часть
грядущего, от паука
привычку перенявши прясть
ткань времени, точнее - бязь
из тикающего сырца,
как маятником, колотясь
о стенку головой жильца.
<1993>
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
