Печаль до дна, до вырожденья звука,
до сипа воздуха на выстуженном дне…
Печаль – как весть, как явь того недуга,
что туже знанья и любви больней…
Род безрассудства с полным омертвленьем
мембраны выдоха и страха высоты…
род пониманья снов и всеохватной лени…
Печаль до ясности, когда в аккорд взяты
и долгий мост, и степь в хвостах метели,
и стужа привокзальных городков…
Печаль – как то, о чём и знать не смели
в щели гудящей между двух веков…
Печаль – как жизнь, как ясность жизни тех, кто
подъездом выстуженным вышел в новый век
на тот же снег рентгеновского спектра,
на самый новый, но – всё тот же снег.
Вот – те, прошедшие. Им умирать и быть им
за тою мерой холода, за той
чертой необъяснённости событий,
что им привычней было красотой
именовать и ставить в запись мету,
в итоги века мету частных дней…
Вот - эти души смертные, и нету
В наставший век их горестей новей!
Вот – их печаль. Иного не извлечь им.
Вот – их уменье: только в жизни с ней,
со смертною, изведанной, извечной,
что дольше ночи, жизни бессердечней
и века прошлого бесстрашней и ясней!
Как жаль, что тем, чем стало для меня
твое существование, не стало
мое существованье для тебя.
...В который раз на старом пустыре
я запускаю в проволочный космос
свой медный грош, увенчанный гербом,
в отчаянной попытке возвеличить
момент соединения... Увы,
тому, кто не умеет заменить
собой весь мир, обычно остается
крутить щербатый телефонный диск,
как стол на спиритическом сеансе,
покуда призрак не ответит эхом
последним воплям зуммера в ночи.
1969
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
