В своём дневнике я бы завела раздел – «моё детство»,
а дальше глава – «мой город»,
Но и там, и там был бы тот, кто дорог,
От кого и во снах не отвертеться…
В своём альбоме я поместила бы фото мамы
И подруг, и того – в чёрной футболке…
Но остались лишь маленькие осколки...
И обрывки от последней его телеграммы.
Он теперь далеко… на луне, быть может,
Где всё холодно и равнодушно,
Воспоминанья удавкой душат –
Смерть это просто и очень сложно…
В своём дневнике я завела бы раздел – «память»
И сложила бы туда всё боли и беды,
Только некогда – муж ожидает обеда,
и дети… Ну, это вы знаете сами...
Свой дневник я могу сочинять лишь мысленно,
Всем закрыв доступ на страницы,
И листы его, как ошалелые птицы,
Кружат, в перьях знаков и слов бесчисленных.
И только ночью, когда засыпает муж
И дети посапывают ангелочками…
Я пополняю дневник свой строчками
И солёными блёстками слёзных луж…
И я заглядываю в «детство» беспечное,
И дальше в главу – «мой город»…
И сажусь рядышком с тем, кто дорог…
……………………………………………………
Может это и называется – тайна женщины?..
Симонов и Сельвинский стоят, обнявшись,
смотрят на снег и на танковую колею.
– Костя, скажите, кто это бьет по нашим?
– Те, кого не добили, по нашим бьют.
Странная фотокамера у военкора,
вместо блокнота сжимает рука планшет.
– Мы в сорок третьем освободили город?
– Видите ли, Илья, выходит, что нет.
Ров Мариуполя с мирными — словно под Керчью.
И над Донбассом ночью светло как днем.
– Чем тут ответить, Илья, кроме строя речи?
– Огнем, — повторяет Сельвинский. —
Только огнем.
2022
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
