Никогда не лишай человека или животное свободы, величайшего блага на земле. Не мешай никому греться на солнце, когда ему холодно, и прохлаждаться в тени, когда ему жарко
Какие я стихи пишу во сне!..
куда там всем, Сергеича включая.
ну записал хоть кто бы на стене.
или не пить мне на ночь много чая.
Есть что сказать- да нечем говорить.
Придумайте-ка горше из проклятий.
И на хрену вертел я Парок нить
Когда б хоть раз я смог бы напоить их.
Пол-литра из Кастальского ручья
и жопа хитромудрая Минервы-
оно хотя бы не дает скучать,
под афоризмы вечно старой стервы:
"Смотри в себя", "Ребенком вечным будь",
"Тащи из недр нетертые глаголы"...
И сколько нас таких же Муз еб...утЪ,
А на гора - частушки Периколы,
И подражания великим мертвякам,
И гениев непонятых сто гуглей.
и в интернете просто чистый хлам
несомый аж на уровне хоругвей.
Херугвям этим, режусь,- грош цена.
Кощунствуя над сильной, слабой долей,
анапест с ямбом не допить до дна,
не прожевать с отменным алкоголем.
Открою, я , товарищ, свой секрет,
как я сужу плоды Литературы:
Когда я вижу, что поэта нет,
нет ничего, окроме апертуры
собравший свет вечернего окна
в котором жизнь, и смерть и просто стройка
в которой жопа голая видна
и нимбом к ней поэзии надстройка...
Эх почитали б вы, что я писал во сне.
Какая там гармония аллюзий!
В подъезде тоже кто-то на стене
Избавился от всех своих иллюзий.
Здесь жил Швейгольц, зарезавший свою
любовницу – из чистой показухи.
Он произнес: «Теперь она в Раю».
Тогда о нем курсировали слухи,
что сам он находился на краю
безумия. Вранье! Я восстаю.
Он был позер и даже для старухи -
мамаши – я был вхож в его семью -
не делал исключения.
Она
скитается теперь по адвокатам,
в худом пальто, в платке из полотна.
А те за дверью проклинают матом
ее акцент и что она бедна.
Несчастная, она его одна
на свете не считает виноватым.
Она бредет к троллейбусу. Со дна
сознания всплывает мальчик, ласки
стыдившийся, любивший молоко,
болевший, перечитывавший сказки...
И все, помимо этого, мелко!
Сойти б сейчас... Но ехать далеко.
Троллейбус полн. Смеющиеся маски.
Грузин кричит над ухом «Сулико».
И только смерть одна ее спасет
от горя, нищеты и остального.
Настанет май, май тыща девятьсот
сего от Р. Х., шестьдесят седьмого.
Фигура в белом «рак» произнесет.
Она ее за ангела, с высот
сошедшего, сочтет или земного.
И отлетит от пересохших сот
пчела, ее столь жалившая.
Дни
пойдут, как бы не ведая о раке.
Взирая на больничные огни,
мы как-то и не думаем о мраке.
Естественная смерть ее сродни
окажется насильственной: они -
дни – движутся. И сын ее в бараке
считает их, Господь его храни.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
