Столик и стул – запах того студенческого кафе;
книга пестрит страницами, кажется – Роберт Блай;
мой карандаш подточенный вновь задремал в строфе –
Блай мне бликует «подземными водами», просит: перелистай;
снег обжил подоконник, а воробей обживает снег:
все это есть у меня, и еще календарный лист
с датой моей, то есть датой, когда стартовал мой бег,
да еще угольки стиха, и музыка – Ференц Лист.
Знаю, я знаю, срок настанет и мой твоего туше…
Только одно: укрепи мои буквы верой, что ни один
слог не сгорит впустую, что хотя бы в одной душе
он повернет хоть на пол-оборота ключик твой, Господин…
Ночь I
"..ты, безбрежных тайн
немой носитель"
Фридрих Новалис
Явствуй, Ночь.
Просыпаюсь в хрустальный ручей –
твой и Памяти, боле ничей, –
в Млечный путь – звездопада монисто.
Родовая печать гедониста
на душе моей призрачной – день.
Руки прочь.
Властвуй, Ночь.
Запечатай глаза
Той, к Которой спешу я с рожденья.
Извивается лунным затменьем
моя ниточка к ней, как гюрза.
Чу, в траве серебрится коса.
Мысли прочь.
Царствуй, ночь.
В Мрак, усталую душу слепящий,
просыпаюсь я – твой, настоящий…
Здравствуй, Ночь…
Ночь ІІ
"Отмерено время света,
но без времени и пространства -
власть ночи"
Фридрих Новалис
Завтра, когда и я превращусь в тебя,
так и не взяв всего, что можно бы взять, любя;
и не отдав всего, что мог бы отдать, любя;
весла верну реке, зыбкий песок часам,
птицу кресту, крестную сень перстам.
Ты обними меня, звезды прижми к устам
и перекинь пуповину к истоку от устья.
Завтра, когда в тебя возвращусь и я…
Самая безопасная вещь
Старца спросили: Скажи напрямик,
кто самый близкий друг?
Смерть, – в ответ произнес старик, –
та, что бродит вокруг…
Море
диптих
1.
Птицею крохотной без следа
растает в твоем просторе
сердце: небо – твоя вода,
вода – твое небо, море?
2.
Море, что я в твоих глазах –
случайная капля, птица?
Может, в соленых твоих образах
следы мои смогут сбыться?..
Петербургская импрессия
Рассыпаясь от боли, одиноко печально
залетейский покой голоса ищут в старой Капелле –
бесконечности шаг невесом.
Поднимаясь на цыпочках в переполненном вечностью зале
Блаженная Ксения,
навсегда невредимым дыханьем
тронув локоны ночи полярной,
немигающий взгляд опустила в «Реквием»
Моцарта,
руки молитвою стали:
«Kyrie eleison! Kyrie eleison!»
Умирает восход, разливая вокруг благовест,
и смиренно Нева омывает
Петропавловский крест…
Вечер в Берлине
Холод перил. Над водой. Рекой.
Воспоминания бреет
мост. На мосту. Пустота. Покой.
Смиренные. Словно Шпрее.
В мраке. Из мрака. Мраморные. Высятся обелиски. –
Нет. Не то. Не они. Не те. Траурные василиски. –
Зданий. Высятся. Жизнь в пустоте.
Там. За мостом. В Берлине…
под липами Унтер ден Линден.
Там. Чудаки Гильденстерн, Розенкранц.
Верят любви. Печали…
Звездный корабль с Александерплац
вот-вот без меня отчалит.
К звездам.
Мост. Пустота. Покой.
Холод устал. Не греет.
Медленно верно время вгоняет в землю
небо. Время вгоняет в небо медленно верно
эхо, которое минус безвременью внемля,
время меняет на ветер, на зыбкие земли
и на гнездовья из скрюченных раненых нервов,
в брючинах сучьев, которых рождаются птицы
и обживают беззвучно сыпучие рифы
и осыпают рассветные слабые ситцы
крошечным временем, будет которому длиться,
длиться и длиться. Как в гору взбираться Сизифу…
Хорошо. Но не всё хорошо. да
...а как Лучезар Селяшки пишется по-болгарски (чтоб в инете поискать первоисточник)?
Лъчезар Селяшки
:)
За Ксению...
Вы, верно, Петербуржец...
Никоем образом...
Если учитывать, что я живу в израильской провинции, в пустынке, то это скорее арзамасское направление в русской поэзии...
Насмешники мы...
Похоже на то. Добрые у Вас стихи, веселые. Такие шутовские (в хорошем, глубоком смысле сова).
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Ты жива еще, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!
Пусть струится над твоей избушкой
Тот вечерний несказанный свет.
Пишут мне, что ты, тая тревогу,
Загрустила шибко обо мне,
Что ты часто xодишь на дорогу
В старомодном ветxом шушуне.
И тебе в вечернем синем мраке
Часто видится одно и то ж:
Будто кто-то мне в кабацкой драке
Саданул под сердце финский нож.
Ничего, родная! Успокойся.
Это только тягостная бредь.
Не такой уж горький я пропойца,
Чтоб, тебя не видя, умереть.
я по-прежнему такой же нежный
И мечтаю только лишь о том,
Чтоб скорее от тоски мятежной
Воротиться в низенький наш дом.
я вернусь, когда раскинет ветви
По-весеннему наш белый сад.
Только ты меня уж на рассвете
Не буди, как восемь лет назад.
Не буди того, что отмечалось,
Не волнуй того, что не сбылось,-
Слишком раннюю утрату и усталость
Испытать мне в жизни привелось.
И молиться не учи меня. Не надо!
К старому возврата больше нет.
Ты одна мне помощь и отрада,
Ты одна мне несказанный свет.
Так забудь же про свою тревогу,
Не грусти так шибко обо мне.
Не xоди так часто на дорогу
В старомодном ветxом шушуне.
1924
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.