Стекает март по взмокшим вальмам,
вздыхает раствердевший наст –
совсем не так оригинально,
как мог бы течь экклезиаст
по дну протаявших прозоров
ставропигиальных каннелюр,
но иней даже на узорах
застывших фресок и гравюр.
Велюр, парча, изнеможенье
тяжелотканных багряниц,
и строй молитвенного пенья
пространство повергает ниц.
Душа весь век в анабиозе,
и лишь во сне наоборот:
о.Антоний на морозе
губами стаивает лёд.
Благодарю за каждую дождинку.
Неотразимой музыке былого
подстукивать на пишущей машинке —
она пройдёт, начнётся снова.
Она начнётся снова, я начну
стучать по чёрным клавишам в надежде,
что вот чуть-чуть, и будет всё,
как прежде,
что, чёрт возьми, я прошлое верну.
Пусть даже так: меня не будет в нём,
в том прошлом,
только чтоб без остановки
лил дождь, и на трамвайной остановке
сама Любовь стояла под дождём
в коротком платье летнем, без зонта,
скрестив надменно ручки на груди, со
скорлупкою от семечки у рта. 12 строчек Рыжего Бориса,
забывшего на три минуты зло
себе и окружающим во благо.
«Olympia» — машинка,
«KYM» — бумага
Такой-то год, такое-то число.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
