книги-княгини,
книги-холопки,
книги-святыни,
книги для топки.
столп вавилонский
разноязыкий,
разноодёжный,
разновеликий.
шёпот и крики,
дерзость и скука
дремлют до срока
в пёстрых скорлупках.
рынок рабов,
шуршащих меж пальцев,
многодоходный дом постояльцев,
сбор эмигрантов, бьющих и битых,
пища для нищих, жемчуг для сытых.
духоводитель,
духорастлитель
(ценников метка чем-то роднит их).
пар фантазийный,
небо коптящий,
строчковых ливней
пухлый образчик,
мысли, что рвутся от дуновенья,
преданы будут казни забвеньем.
броский мэйк ап страниц белокожих
век их короткий вряд ли умножит.
горные тропы
ритмов и тропов.
воздух разрежен,
воздух разрезан.
хлебом ли слово,
почвы основой,
встать одесную
или ошую -
выбор вручную,
сердцем по глянцу.
буквой врачуют
книги-скитальцы.
На фоне Афонского монастыря
потягивать кофе на жаркой веранде,
и не вопреки, и не благодаря,
и не по капризу и не по команде,
а так, заговаривая, говоря.
Куда повело... Не следить за собой.
Куда повело... Не подыскивать повод.
И тычется тучное (шмель или овод?),
украшено национальной резьбой,
создание и вылетает на холод.
Естественной лени живое тепло.
Истрёпанный номер журнала на пляже
Ты знаешь, что это такое. Число
ушедших на холод растёт, на чело
кладя отпечаток любви и пропажи,
и только они, и ещё кофейку.
И море, смотри, ни единой медузы.
За длинные ноги и чистые узы!
Нам каяться не в чем, отдай дураку
журнал, на кавказском базаре арбузы,
и те, по сравнению с ним на разрез —
белее крыла голодающей чайки.
Бессмысленна речь моя в противовес
глубоким речам записного всезнайки,
с Олимпа спорхнул он, я с дерева слез.
Я видел, укрывшись ветвями, тебя,
я слышал их шёпот и пение в кроне.
И долго молчал, погружённый в себя,
нам хватит борозд на господней ладони,
язык отпуская да сердце скрепя.
1988
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
