Игорю Николаеву, русскому десантнику, который живёт сейчас в 15-й квартире и зашёл ко мне с двумя бутылками повспоминать.
- ...Мне здорово хотелось пить,
Когда Толян сказал после обеда,
Что надо на Пандшер сходить,
Кого-то пошерстить,
Чего-то поразведать.
Что в полчетвёртого у командирской "дачи"
Керимов разъяснит задачу.
Тут Пашка подошёл. За шахматы уселись с ним...
А в полчетвёртого Керимов разъяснил.
Мы помолчали. Почесали репу.
Но в целом повели себя корректно.
Лишь кто-то бросил фразу:
"Спасибо, что не сразу..."
(Налили, выпили)
Ну, прочая муде на бороде...
Короче, начал собирать эРДе.
Сначала россыпью, не думая о массе,
Потом набил и цинку, и рожки.
Патронов набирали - жуть.
А набивали: каждый третий - трассер,
А между ними - не скажу.
Ну, в общем, человека - на клочки.
(Налили, выпили)
Алёха был, "Ала-амбал",
Он сколько жил, ножи метал.
Мы в карты, он, засранец, упражняется.
Он метров с двадцати свободно попадал
Хошь в горло, хошь по яйцам.
А Валька - просто ультра-си.
На кулаке татуировочка "ОтВали".
Не целясь, в челюсть так вносил,
Что бошки просто отлетали.
Валерка, погремуха "Сокол", -
С учебки с ним, кровать в кровать -
Он если оставался прикрывать,
Ни одного раненья сзади или сбоку.
(Налили, выпили)
Нет, ты пойми критерий!
Ребята эти... Где они? Потери...
(Дыханье пресеклось.
Глазами поморгал.
Сдержался)
Теперь не то чтобы привык...
Но ты подумай сам-то:
Мы ж - гордость,
Мы ж - краса...
Мы - самый клык
Советского десанта.
(Налили, выпили стоя)
(Он замолчал, как бы упёршись в твердь.
Он задышал, как бы ныряя в омут)
Запомни на сейчас и впредь:
Вот я перед тобой. Я - смерть.
Тебе. Себе. Ему. Любому.
"Скоро тринадцать лет, как соловей из клетки
вырвался и улетел. И, на ночь глядя, таблетки
богдыхан запивает кровью проштрафившегося портного,
откидывается на подушки и, включив заводного,
погружается в сон, убаюканный ровной песней.
Вот такие теперь мы празднуем в Поднебесной
невеселые, нечетные годовщины.
Специальное зеркало, разглаживающее морщины,
каждый год дорожает. Наш маленький сад в упадке.
Небо тоже исколото шпилями, как лопатки
и затылок больного (которого только спину
мы и видим). И я иногда объясняю сыну
богдыхана природу звезд, а он отпускает шутки.
Это письмо от твоей, возлюбленный, Дикой Утки
писано тушью на рисовой тонкой бумаге, что дала мне императрица.
Почему-то вокруг все больше бумаги, все меньше риса".
II
"Дорога в тысячу ли начинается с одного
шага, - гласит пословица. Жалко, что от него
не зависит дорога обратно, превосходящая многократно
тысячу ли. Особенно отсчитывая от "о".
Одна ли тысяча ли, две ли тысячи ли -
тысяча означает, что ты сейчас вдали
от родимого крова, и зараза бессмысленности со слова
перекидывается на цифры; особенно на нули.
Ветер несет нас на Запад, как желтые семена
из лопнувшего стручка, - туда, где стоит Стена.
На фоне ее человек уродлив и страшен, как иероглиф,
как любые другие неразборчивые письмена.
Движенье в одну сторону превращает меня
в нечто вытянутое, как голова коня.
Силы, жившие в теле, ушли на трение тени
о сухие колосья дикого ячменя".
1977
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
