Игорю Николаеву, русскому десантнику, который живёт сейчас в 15-й квартире и зашёл ко мне с двумя бутылками повспоминать.
- ...Мне здорово хотелось пить,
Когда Толян сказал после обеда,
Что надо на Пандшер сходить,
Кого-то пошерстить,
Чего-то поразведать.
Что в полчетвёртого у командирской "дачи"
Керимов разъяснит задачу.
Тут Пашка подошёл. За шахматы уселись с ним...
А в полчетвёртого Керимов разъяснил.
Мы помолчали. Почесали репу.
Но в целом повели себя корректно.
Лишь кто-то бросил фразу:
"Спасибо, что не сразу..."
(Налили, выпили)
Ну, прочая муде на бороде...
Короче, начал собирать эРДе.
Сначала россыпью, не думая о массе,
Потом набил и цинку, и рожки.
Патронов набирали - жуть.
А набивали: каждый третий - трассер,
А между ними - не скажу.
Ну, в общем, человека - на клочки.
(Налили, выпили)
Алёха был, "Ала-амбал",
Он сколько жил, ножи метал.
Мы в карты, он, засранец, упражняется.
Он метров с двадцати свободно попадал
Хошь в горло, хошь по яйцам.
А Валька - просто ультра-си.
На кулаке татуировочка "ОтВали".
Не целясь, в челюсть так вносил,
Что бошки просто отлетали.
Валерка, погремуха "Сокол", -
С учебки с ним, кровать в кровать -
Он если оставался прикрывать,
Ни одного раненья сзади или сбоку.
(Налили, выпили)
Нет, ты пойми критерий!
Ребята эти... Где они? Потери...
(Дыханье пресеклось.
Глазами поморгал.
Сдержался)
Теперь не то чтобы привык...
Но ты подумай сам-то:
Мы ж - гордость,
Мы ж - краса...
Мы - самый клык
Советского десанта.
(Налили, выпили стоя)
(Он замолчал, как бы упёршись в твердь.
Он задышал, как бы ныряя в омут)
Запомни на сейчас и впредь:
Вот я перед тобой. Я - смерть.
Тебе. Себе. Ему. Любому.
Поэты живут. И должны оставаться живыми.
Пусть верит перу жизнь, как истина в черновике.
Поэты в миру оставляют великое имя,
затем, что у всех на уме - у них на языке.
Но им все трудней быть иконой в размере оклада.
Там, где, судя по паспортам - все по местам.
Дай Бог им пройти семь кругов беспокойного лада,
По чистым листам, где до времени - все по устам.
Поэт умывает слова, возводя их в приметы
подняв свои полные ведра внимательных глаз.
Несчастная жизнь! Она до смерти любит поэта.
И за семерых отмеряет. И режет. Эх, раз, еще раз!
Как вольно им петь.И дышать полной грудью на ладан...
Святая вода на пустом киселе неживой.
Не плачьте, когда семь кругов беспокойного лада
Пойдут по воде над прекрасной шальной головой.
Пусть не ко двору эти ангелы чернорабочие.
Прорвется к перу то, что долго рубить и рубить топорам.
Поэты в миру после строк ставят знак кровоточия.
К ним Бог на порог. Но они верно имут свой срам.
Поэты идут до конца. И не смейте кричать им
- Не надо!
Ведь Бог... Он не врет, разбивая свои зеркала.
И вновь семь кругов беспокойного, звонкого лада
глядят Ему в рот, разбегаясь калибром ствола.
Шатаясь от слез и от счастья смеясь под сурдинку,
свой вечный допрос они снова выводят к кольцу.
В быту тяжелы. Но однако легки на поминках.
Вот тогда и поймем, что цветы им, конечно, к лицу.
Не верте концу. Но не ждите иного расклада.
А что там было в пути? Метры, рубли...
Неважно, когда семь кругов беспокойного лада
позволят идти, наконец, не касаясь земли.
Ну вот, ты - поэт... Еле-еле душа в черном теле.
Ты принял обет сделать выбор, ломая печать.
Мы можем забыть всех, что пели не так, как умели.
Но тех, кто молчал, давайте не будем прощать.
Не жалко распять, для того, чтоб вернуться к Пилату.
Поэта не взять все одно ни тюрьмой, ни сумой.
Короткую жизнь. Семь кругов беспокойного лада
Поэты идут.
И уходят от нас на восьмой.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
