Я тебя нарисую – салфеткой на белой сорочке,
там, где три виноградинки одноглагольные сжаты
в кровяное пятно, под которым пульсируют строчки,
как бегущие к старту по яблокам белым лошадки.
Я озвучу тебя бубенцами по тихому снегу –
из Михайловской джезвы, нежнейше седого помола,
на котором флажками алеет застенчивый кегль
моих писем, продравших молчаньем забитое горло.
Я сложусь мандаринкой из полупрозрачных деталек –
остудить твои губы, в пыли от дорог и заносов,
и прохлада смешается с этим непрошенным тальком,
и откроется в космосе новый, бездырочный космос –
оригамящий космос, салфеточный, вафельный, мятый,
без углов и загибов, с планетами трёх виноградин,
где орбиты пропахли небесной клубникой и мятой,
где в хвостах у комет не найдёшь нерасчёсанных прядей,
где обрывки картона созвездьями томно застыли,
где закат длится вечность, а солнце – улыбка мальчишья,
где бумажные дольки, накинув мантильи из крыльев,
закрывают скворечник на шёпото-вскриков задвижку.
Виноградом раздавленным, грифелем тёмным, как прочность,
арифметикой в столбик телесный, бумагою птичьей
затушую пробел расстояний в слезах многоточий
и, присев покурить между космосов, на пограничье,
слово «мы» нарисую…
В старом зале, в старом зале,
над Михайловской и Невским,
где когда-то мы сидели
то втроем, то впятером,
мне сегодня в темный полдень
поболтать и выпить не с кем —
так и надо, так и надо
и, по сути, поделом.
Ибо что имел — развеял,
погубил, спустил на рынке,
даже первую зазнобу,
даже лучшую слезу.
Но пришел сюда однажды
и подумал по старинке:
все успею, все сумею,
все забуду, все снесу.
Но не тут, не тут-то было —
в старом зале сняты люстры,
перемешана посуда, передвинуты столы,
потому-то в старом зале
и не страшно и не грустно,
просто здесь в провалах света
слишком пристальны углы.
И из них глядит такое,
что забыть не удается, —
лучший друг, и прошлый праздник, и —
неверная жена.
Может быть, сегодня это наконец-то разобьется
и в такой вот темный полдень будет жизнь разрешена.
О, вы все тогда вернитесь, сядьте рядом, дайте слово
никогда меня не бросить и уже не обмануть.
Боже мой, какая осень! Наконец, какая проседь!
Что сегодня ночью делать?
Как мне вам в глаза взглянуть!
Этот раз — последний, точно, я сюда ни разу больше...
Что оставил — то оставил, кто хотел — меня убил.
Вот и все: я стар и страшен,
только никому не должен.
То, что было, все же было.
Было, были, был, был, был...
1987
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
