Ну, здравствуй, маразм, ты на цыпочках входишь в мой мозг,
В мой чёрствый от времени серый ииссушеный воск.
Под черепом стало свободно, и ты заглянул,
Чихнул, осмотрелся, остался, бесстыдный манул.
Чужие стихи я давно не читаю, бухчу,
Плюю, благо ядом достану штук сто Пикачу,
Две сотни паетаф, три тысячи мелких писак –
Без яда ни дня! Это лозунг. Иначе никак!
Когда-то с душою дружил, но такая беда:
Убили мне душу проклятые ложь и еда,
И похоть с телами, от пота скользящими ниц,
И страсть унижения в скудной юдоли больниц.
От трения тел возгорелся и углем погас,
В агитку с шипеньем свернулся краплёный Пегас,
Остались лишь желчь и обида, и прочая блажь,
Да пара книжонок про Власть и бессилья багаж.
А было такое – душонка всё целилась ввысь,
Но ночью сожрала её ненасытная рысь.
Коль рожа крива, не спасут зеркала, говорят,
И пусть. Я такой, и плевал на поэтов отряд,
Змея, у которой отдавлен пожизненно хвост.
А Бог ест любовь, осиянный. И только вопрос
Опасно загнулся дугою: я жив или мёртв?
Прощай, open mind, ты бесстыдно, маразменно спёрт!
“О-да-се-вич?” — переспросил привратник
и, сверившись с компьютером, повёл,
чуть шевеля губами при подсчёте
рядов и мест.
Мы принесли — фиалки не фиалки —
незнамо что в пластмассовом горшке
и тихо водрузили это дело
на типовую серую плиту.
Был зимний вполнакала день.
На взгляд туриста, неправдоподобно-
обыденный: кладбище как кладбище
и улица как улица, в придачу —
бензоколонка.
Вот и хорошо.
Покойся здесь, пусть стороной пройдут
обещанный наукою потоп,
ислама вал и происки отчизны —
охотницы до пышных эксгумаций.
Жил беженец и умер. И теперь
сидит в теньке и мокрыми глазами
следит за выкрутасами кота,
который в силу новых обстоятельств
опасности уже не представляет
для воробьёв и ласточек.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
