Десять дней в походе. Дороги ложатся лентами
под потертой подошвой выцветших босоножек.
Ане будет семнадцать. Лето ее умножит –
что-то в воздухе… что-то двадцатилетнее…
Саша – местный парень, проворнее здесь не сыщешь,
закаленный и поработавший: кожа рук – кора,
на турбазе служит конюхом и инструктором
и за все получает в месяц по восемь тысяч.
Ничего здесь не может быть. Ничего такого…
Ветер дергает флаг. Макушка горы Шатак.
Аня с Сашей бегут к вершине. Все это – так …
Опьяненность. Внизу – хозяйство, поля, долги.
Он показывает на месяц: «Смотри - подкова»,
и – на коршуна; говорит: «Посмотри - снегирь».
Она в локоть его толкает: «Дурак, уйди!»,
а он рядышком норовит поплотней усесться.
Тут ей кажется - она слышит, как тонет сердце
и восходят волны где-то внутри груди.
Колокольчики в поле. Звезды во тьму пикируют.
Все расходятся ночью, каждый в свою палатку,
засыпают, днем встревожены, сном крылаты
и затеряны меж хребтами ночной Башкирии.
Десять дней проходят. Больше – сойдешь с ума –
столько воздуха, солнца! Ане – назад в Тюмень.
Группа в сборе. Но Саша, сдержан. Такой кремень,
что не верится. Солнце, воздух... Во все не верится.
Остается печаль, безбрежная, как туман.
Аня смотрит в окно и ждет, что туман развеется.
Т. Зимина, прелестное дитя.
Мать – инженер, а батюшка – учетчик.
Я, впрочем, их не видел никогда.
Была невпечатлительна. Хотя
на ней женился пограничный летчик.
Но это было после. А беда
с ней раньше приключилась. У нее
был родственник. Какой-то из райкома.
С машиною. А предки жили врозь.
У них там было, видимо, свое.
Машина – это было незнакомо.
Ну, с этого там все и началось.
Она переживала. Но потом
дела пошли как будто на поправку.
Вдали маячил сумрачный грузин.
Но вдруг он угодил в казенный дом.
Она же – отдала себя прилавку
в большой галантерейный магазин.
Белье, одеколоны, полотно
– ей нравилась вся эта атмосфера,
секреты и поклонники подруг.
Прохожие таращатся в окно.
Вдали – Дом Офицеров. Офицеры,
как птицы, с массой пуговиц, вокруг.
Тот летчик, возвратившись из небес,
приветствовал ее за миловидность.
Он сделал из шампанского салют.
Замужество. Однако в ВВС
ужасно уважается невинность,
возводится в какой-то абсолют.
И этот род схоластики виной
тому, что она чуть не утопилась.
Нашла уж мост, но грянула зима.
Канал покрылся коркой ледяной.
И вновь она к прилавку торопилась.
Ресницы опушила бахрома.
На пепельные волосы струит
сияние неоновая люстра.
Весна – и у распахнутых дверей
поток из покупателей бурлит.
Она стоит и в сумрачное русло
глядит из-за белья, как Лорелей.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
