Ждем под дождем,
Едва соприкасаясь словами,
Как слепцы.
То смеемся, то рыдаем,
То подставляем ливню лица
Попеременно.
Ожерелье из отрубленных голов
Девяти муз
Раскачивается нервно, и постукивает
На твоей груди.
А капли в истерике
Приближаются к поверхности Земли.
А мы в истерике
Приближаемся к такси.
«Отвези меня к теплым берегам Анапы,
Гулять по развалинам Горгиппии».
Три тысячи рублей на лапу таксисту,
И я еду. Ухмыляется ночь,
Продолжая купаться в буре.
Проезжая Крымск, представляю волны,
И не понимаю, - куда ты делась, душа моя?
Засыпаю на заднем сидении.
Просыпаюсь в Анапе.
Снимаю комнату. Иду на пляж.
Рассвет. Море лижет пятки.
Нахожу древний город, сижу на камне.
Ты появляешься на раскопках.
На тебе белая туника и ожерелье
(головы муз смеются).
Ты говоришь на греческом
С пыльными изразцами.
Тут тепло и сухо.
А над Краснодаром
Все также лупит в барабаны Марс,
И люди там тоскуют по тебе.
Но мы сейчас так далеко поем…
Я засыпаю.
Просыпаюсь, ем, брожу
По улицам Анапы.
И возвращаюсь в город босиком.
Шумят такси, идут дожди,
У перехода милостыню просит
Инвалид слепой.
По парку белки носятся,
По шерсти их течет вода рекой.
Кубань бурлит –
Элитное жилье построили в ее воде.
Кубань нам это не простит.
Однажды Тэтис вновь придет,
И раковины Наутилуса,
которые валяются везде в районе Лаго-Наки
(мы собирали их в 2006),
Освободят чертят,
И музы запоют измором.
Мы поплывем вокруг Земли,
Набив карманы раковинами городов.
В Рождество все немного волхвы.
В продовольственных слякоть и давка.
Из-за банки кофейной халвы
производит осаду прилавка
грудой свертков навьюченный люд:
каждый сам себе царь и верблюд.
Сетки, сумки, авоськи, кульки,
шапки, галстуки, сбитые набок.
Запах водки, хвои и трески,
мандаринов, корицы и яблок.
Хаос лиц, и не видно тропы
в Вифлеем из-за снежной крупы.
И разносчики скромных даров
в транспорт прыгают, ломятся в двери,
исчезают в провалах дворов,
даже зная, что пусто в пещере:
ни животных, ни яслей, ни Той,
над Которою - нимб золотой.
Пустота. Но при мысли о ней
видишь вдруг как бы свет ниоткуда.
Знал бы Ирод, что чем он сильней,
тем верней, неизбежнее чудо.
Постоянство такого родства -
основной механизм Рождества.
То и празднуют нынче везде,
что Его приближенье, сдвигая
все столы. Не потребность в звезде
пусть еще, но уж воля благая
в человеках видна издали,
и костры пастухи разожгли.
Валит снег; не дымят, но трубят
трубы кровель. Все лица, как пятна.
Ирод пьет. Бабы прячут ребят.
Кто грядет - никому не понятно:
мы не знаем примет, и сердца
могут вдруг не признать пришлеца.
Но, когда на дверном сквозняке
из тумана ночного густого
возникает фигура в платке,
и Младенца, и Духа Святого
ощущаешь в себе без стыда;
смотришь в небо и видишь - звезда.
Январь 1972
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
