Так и выглядит, наверно, пресловутая нирвана:
ты лежишь, уткнув колено в спину старому дивану,
не о чем не сокрушаясь, никуда не торопясь,
прелесть лености вкушая, в негу медленно струясь,
с неподвижностью полена, с миной, тронутой улыбкой,
ускользаешь от проблемы, в сон проваливаясь зыбкий.
Никаких тебе: вопросов и ответов никаких,
ни советов, ни прогнозов, ни хороших, ни плохих,
ни осознанных ошибок, ни приевшихся обетов,
ни натянутых улыбок, ни штампованных приветов.
Не о чем не сокрушаясь, никуда не торопясь,
прелесть лености вкушая, в негу медленно струясь -
ты лежишь, уткнув колено в спину старому дивану.
Так и выглядит, наверно, пресловутая нирвана.
У всего есть предел: в том числе у печали.
Взгляд застревает в окне, точно лист - в ограде.
Можно налить воды. Позвенеть ключами.
Одиночество есть человек в квадрате.
Так дромадер нюхает, морщась, рельсы.
Пустота раздвигается, как портьера.
Да и что вообще есть пространство, если
не отсутствие в каждой точке тела?
Оттого-то Урания старше Клио.
Днем, и при свете слепых коптилок,
видишь: она ничего не скрыла,
и, глядя на глобус, глядишь в затылок.
Вон они, те леса, где полно черники,
реки, где ловят рукой белугу,
либо - город, в чьей телефонной книге
ты уже не числишься. Дальше, к югу,
то есть к юго-востоку, коричневеют горы,
бродят в осоке лошади-пржевали;
лица желтеют. А дальше - плывут линкоры,
и простор голубеет, как белье с кружевами.
1982
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
