Уже сказано было: рано
темнеет в провинции.
Темнота, собирая в мнети
лощины, кустарник, дома, сараи,
мнит себя
тем, чем становится
нота, загустевая.
Странно,
до какой темноты, все же,
могут ноты загустеветь…
До утра темноту расплетая, Летиция
у окна в мезонине
стекленеет сетчаткой на нижнем «ре» резеды:
как, должно быть, бессмысленно-ярко ночами в столице…
как услышать друг друга? –
В сторонку герань от звезды отодвинув,
посылает свои тэта-волны
тому, кто уже, как полвека, скончался
на Альдерамине:
– Тем раньше тебя я увижу, любимый,
чем раньше здесь будет темнеть…
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
И слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются глазища
И сияют его голенища.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет.
Как подкову, дарит за указом указ —
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него — то малина
И широкая грудь осетина.
Ноябрь 1933
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
