Небо пьяно, отрыгивает асфальтом, тучится и икается над Днепром. Ливень над девочкой – жёсткий, будто кувалда, сплёвывает вокзал и аэродром, мягко сочится Млечным и междутропьем, потом кровавым сверкает на хмуром лбу – девочка утирает слюну и сопли и пробирается в небо через толпу. Девочка - недосушенный любоголик, самоотжатая радуга – день-деньской пьяное небо глотает до рвоты-колик, мечется от Героев до Лыбидской – Лыбидь вдохнуть и маршруток холодный слоик влагой заполнить слёзной, как наготой…
Дафнис, затромблена городом Кия Хлоя – ждёт тебя девочка, будто незнамо кто.
Эта дурашка хочет тебя – и фруктов – райских, морских, для-диггерских, заксожных… Судьбы стирает съёженный в ухти-тухти мелкий божок, вас забивший в соломы жмых.
**
Это девочка хочет пить – и любви под соей – рисовой, вами слипшейся, золотой, полунаждачной, до шрамиков и мозолей, газово-мельхиорящей над плитой, льющей в бельё твой уже различимый запах, завтракающей гимнастикой и мольбой, самым любовно-пытающимся гестапо, и отдающей солью, как тот прибой, Ало-глинтвейновой, гвоздиково-гвоздичной, молото-невдыхающей в тьме квартир… Девчока искромсала о бёдра спички, девочка окрысятила жатый сыр.
Лейся в неё, обгладывай - печень в печень, лёгкие в лёгкие, краником – в лепестки, бейся озоном в подвеновый сладкий кетчуп, медленно разрывай её на куски.
Чтобы экспрессило, рвало в дорогу, в пенку в чашке эспрессо, в куполы над тобой… Самка-фламинго, знакомка из полуменга, антиопасность с ручалочьею стопой – больно ходить по тебе - обхватила – голень трётся о голень, наголо зоны зон… Небо, мазуто-радужный алкоголик, падает на махровый ложегазон.
Сколько экю, эскудо, паскудо-матов, выдохов, выжиманий себя в неё – пей её, в битой водке настойчик мятный, мажь её, припекающую, как йод…
Фрая трамвай трах-трахтит между мирами, поезд спешит в столицу из прастолиц. Девочка в тёмном тамбуре тыщеграмит. Небо в тебя рассвета втыкает шприц, -
поршень в желудочек, коршун – подклювьем – в зубы, утро – до дрожи, таксо – до твоей софы… Среди встречающих бродит беззубый зубр. В окнах вокзальных смяты две головы в решкоорла, наплевавшего на лже-жребий… Небо глазницы упорно мазутом трёт.
Ходит по шпалам жеманный старик Арепо – звёздочки сеет в жадный вселенский рот…
Ни сика, ни бура, ни сочинская пуля —
иная, лучшая мне грезилась игра
средь пляжной немочи короткого июля.
Эй, Клязьма, оглянись, поворотись, Пахра!
Исчадье трепетное пекла пубертата
ничком на толпами истоптанной траве
уже навряд ли я, кто здесь лежал когда-то
с либидо и обидой в голове.
Твердил внеклассное, не заданное на дом,
мечтал и поутру, и отходя ко сну
вертеть туда-сюда — то передом, то задом
одну красавицу, красавицу одну.
Вот, думал, вырасту, заделаюсь поэтом —
мерзавцем форменным в цилиндре и плаще,
вздохну о кисло-сладком лете этом,
хлебну того-сего — и вообще.
Потом дрались в кустах, ещё пускали змея,
и реки детские катились на авось.
Но, знать, меж дачных баб, урча, слонялась фея —
ты не поверишь: всё сбылось.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
