кивают звёзды снисходя, полощут хвостики кометы в колодцах лунного дождя.
надежд утоплены приметы.
люблю тебя, хочу тебя и клею нежностью конверты.
вплетаю цветом в волоса цветы. нет, милый, пустоцветы.
пишу тебе рукой дрожащей, сплетаю голоса химер. в ушах их звон нерелевантный, а на комоде спит болванчик, такой усталый пионер, мой виртуальный, страстный мальчик.
бредёт душа моя боса, как очарованный гаучо, вслед за каретой отходящей прошедших ссор и настоящей,и очи ест обид роса, мой преданный и нежный Санчо.
мой Ангел над тоской парящий...
и разлетаются, как пух, надежд пернатые листочки. ах, сколько неизбывных мук.
и мух жужжанье в черной точке, скатившейся с холодных рук в замёрзшей без расцвета почке, мой самый наисмертельный друг.
мне, доморощенной Принцессе, вдруг стало грустным всё вокруг
слаба, не ела в детстве каши.
стоит на цыпочках разлук. над ней Судьба с мечом разящим. и циркуль боли чертит круг.
мой Ангел над тоской парящий..
я понавешу ордена всем нашим слёзным примиреньям. твоим растрепанным словам. и неприглаженным сомненьям. привычным, словно мятный чай с *ай,джан* айвовым янтарём – из сада райского вареньем.
читать Бодлера, петь под нос, все кляксы слов пустых стирая. и снова слёзы вместо Рая. буравит мозг один вопрос:
живём ли мы, раз умираем?
листать в жару ночей бессонных, рукой холодной старый сонник. закутаться в клетчатый плед и сесть на белый подоконник. пытать себя, до трели стона.
любить.
забыть.
не жить...
вопрос.
и снова жизнь, и снова кросс.
и отлетают времена пушком, что сбросил одуванчик - напёрсток счастья эфемерен в сравненьи с миром настоящим. прелестно щурится во сне, качнувшись в летний сон болванчик.
не сбрасывай же крылья, нет,
Кажинный раз на этом самом месте
я вспоминаю о своей невесте.
Вхожу в шалман, заказываю двести.
Река бежит у ног моих, зараза.
Я говорю ей мысленно: бежи.
В глазу - слеза. Но вижу краем глаза
Литейный мост и силуэт баржи.
Моя невеста полюбила друга.
Я как узнал, то чуть их не убил.
Но Кодекс строг. И в чем моя заслуга,
что выдержал характер. Правда, пил.
Я пил как рыба. Если б с комбината
не выгнали, то сгнил бы на корню.
Когда я вижу будку автомата,
то я вхожу и иногда звоню.
Подходит друг, и мы базлаем с другом.
Он говорит мне: Как ты, Иванов?
А как я? Я молчу. И он с испугом
Зайди, кричит, взглянуть на пацанов.
Их мог бы сделать я ей. Но на деле
их сделал он. И точка, и тире.
И я кричу в ответ: На той неделе.
Но той недели нет в календаре.
Рука, где я держу теперь полбанки,
сжимала ей сквозь платье буфера.
И прочее. В углу на оттоманке.
Такое впечатленье, что вчера.
Мослы, переполняющие брюки,
валялись на кровати, все в шерсти.
И горло хочет громко крикнуть: Суки!
Но почему-то говорит: Прости.
За что? Кого? Когда я слышу чаек,
то резкий крик меня бросает в дрожь.
Такой же звук, когда она кончает,
хотя потом еще мычит: Не трожь.
Я знал ее такой, а раньше - целой.
Но жизнь летит, забыв про тормоза.
И я возьму еще бутылку белой.
Она на цвет как у нее глаза.
1968
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
