- Винцент, абсент плесните,
Поговорим о Таити.
Туземочки с плоскими грудками
Сладше жён законных с их шмутками.
Не найти красоты среди олухов,
Винцент, не пишите подсолнухов!
Лучше ничего не пишите,
А отправимся на Таити.
Островитянки прогреты солнцем до лона...
На Таити всё красно-жёлто-зёленое...
Короткие ножки так горячи изнутри...
Винцент, не смотрите так! Не смотри...
Ты лучше пьяного Поля слушай,
Вон у тебя какие большие уши,
Такого уха и одного б хватило,
А Софья-то в Дании совсем обо мне забыла...
Пропустим, Винцент, ещё по стопочке,
У таитянок такие вкусные попочки,
Такие квадратные пяточки, плюские носики...
Тыща чертей! Куда вы меня выносите?!
Винцент, за что ты этим вонючим платишь?
За вину?! А-а, за вино....
Эх, Ван Гог, ты же с ними спятишь...
я могу ответить, что браво, подача, Ваша авторская подача и живые гении, и горечь после прочтения, осадок, очень сильно пишете и в тоже время легко, браво! вот. и спасибо
Благодарю. А я думала, это браво относится к самому первому отзыву, где про уши.
Думаю, а что там "браво-то" , даже и не стёб.
Мой браво принадлежит Вам, однозначно и Вашим живым гениям. Извините за излишнюю эмоциональность, понравился стих очень.
Спасибо. Мне он самой дорог. Что-то подтолкнуло - не знаю...
Очень хорошо.
Спасибо.
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Здесь жил Швейгольц, зарезавший свою
любовницу – из чистой показухи.
Он произнес: «Теперь она в Раю».
Тогда о нем курсировали слухи,
что сам он находился на краю
безумия. Вранье! Я восстаю.
Он был позер и даже для старухи -
мамаши – я был вхож в его семью -
не делал исключения.
Она
скитается теперь по адвокатам,
в худом пальто, в платке из полотна.
А те за дверью проклинают матом
ее акцент и что она бедна.
Несчастная, она его одна
на свете не считает виноватым.
Она бредет к троллейбусу. Со дна
сознания всплывает мальчик, ласки
стыдившийся, любивший молоко,
болевший, перечитывавший сказки...
И все, помимо этого, мелко!
Сойти б сейчас... Но ехать далеко.
Троллейбус полн. Смеющиеся маски.
Грузин кричит над ухом «Сулико».
И только смерть одна ее спасет
от горя, нищеты и остального.
Настанет май, май тыща девятьсот
сего от Р. Х., шестьдесят седьмого.
Фигура в белом «рак» произнесет.
Она ее за ангела, с высот
сошедшего, сочтет или земного.
И отлетит от пересохших сот
пчела, ее столь жалившая.
Дни
пойдут, как бы не ведая о раке.
Взирая на больничные огни,
мы как-то и не думаем о мраке.
Естественная смерть ее сродни
окажется насильственной: они -
дни – движутся. И сын ее в бараке
считает их, Господь его храни.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.