Лужами во дворе проступил апрель:
цены взлетают и на надежды квоты –
словно стрелок-радист повернул турель
и поливает солнцем из пулемета.
За зиму все подъедено. В закромах
то, что не съела плесень, догрызли мыши.
Пусто в почтовых ящиках, в головах:
все то, что тает, освободило крыши.
Всё на своих… будто некий другой итог
мог бы оплодотворить лист бумаги чистый:
накрепко оказаться в тюрьме из строк,
вечно стремясь на свободу, как Монте-Кристо.
Все на своих местах. На своих местах
сваи мостов, на мостах расправляют крылья
те, кто шагает с улыбкою на устах
вниз или вверх, отряхнувшись от зимней пыли…
Золотистого меда струя из бутылки текла
Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела:
- Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла,
Мы совсем не скучаем,- и через плечо поглядела.
Всюду Бахуса службы, как будто на свете одни
Сторожа и собаки, - идешь, никого не заметишь.
Как тяжелые бочки, спокойные катятся дни.
Далеко в шалаше голоса - не поймешь, не ответишь.
После чаю мы вышли в огромный коричневый сад,
Как ресницы на окнах опущены темные шторы.
Мимо белых колонн мы пошли посмотреть виноград,
Где воздушным стеклом обливаются сонные горы.
Я сказал: виноград, как старинная битва, живет,
Где курчавые всадники бьются в кудрявом порядке;
В каменистой Тавриде наука Эллады - и вот
Золотых десятин благородные, ржавые грядки.
Ну, а в комнате белой, как прялка, стоит тишина,
Пахнет уксусом, краской и свежим вином из подвала.
Помнишь, в греческом доме: любимая всеми жена,-
Не Елена - другая, - как долго она вышивала?
Золотое руно, где же ты, золотое руно?
Всю дорогу шумели морские тяжелые волны,
И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,
Одиссей возвратился, пространством и временем полный.
11 августа 1917, Алушта
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
