Лужами во дворе проступил апрель:
цены взлетают и на надежды квоты –
словно стрелок-радист повернул турель
и поливает солнцем из пулемета.
За зиму все подъедено. В закромах
то, что не съела плесень, догрызли мыши.
Пусто в почтовых ящиках, в головах:
все то, что тает, освободило крыши.
Всё на своих… будто некий другой итог
мог бы оплодотворить лист бумаги чистый:
накрепко оказаться в тюрьме из строк,
вечно стремясь на свободу, как Монте-Кристо.
Все на своих местах. На своих местах
сваи мостов, на мостах расправляют крылья
те, кто шагает с улыбкою на устах
вниз или вверх, отряхнувшись от зимней пыли…
У всего есть предел: в том числе у печали.
Взгляд застревает в окне, точно лист - в ограде.
Можно налить воды. Позвенеть ключами.
Одиночество есть человек в квадрате.
Так дромадер нюхает, морщась, рельсы.
Пустота раздвигается, как портьера.
Да и что вообще есть пространство, если
не отсутствие в каждой точке тела?
Оттого-то Урания старше Клио.
Днем, и при свете слепых коптилок,
видишь: она ничего не скрыла,
и, глядя на глобус, глядишь в затылок.
Вон они, те леса, где полно черники,
реки, где ловят рукой белугу,
либо - город, в чьей телефонной книге
ты уже не числишься. Дальше, к югу,
то есть к юго-востоку, коричневеют горы,
бродят в осоке лошади-пржевали;
лица желтеют. А дальше - плывут линкоры,
и простор голубеет, как белье с кружевами.
1982
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
