Да брызнет из ямы весна расплесканная талая!
Да брызнут с обочины нищей тележки, кульки...
Долой тормоза - под капотами сила не малая!
Ночною порою на пламя летят мотыльки…
А мы пролетаем, веселые, прямо под красный!
Все жмутся друг другу, и все ожидают зеленый.
И лишь одиночка с обочины сходит безгласной,
На линию нашу сомнамбулой движется сонной…
Куда же ты прешься?!
А он барабанит путь палочкой
Эй, жизни не надо?
Ах, в черных очах - ветеран!
И орденской планкой, - на грудь приземлившейся бабочкой
Уселась и замерла, чтобы ее истукан
Прошел перед нами со стуком банальным слепого.
По белой разметке, как всем надоевший прикол,
Дюралевым соло играет под палкой дорога.
Слепому не сладко? А нам напрягаться легко?.
Ему повезло - мир обрезанный вспышкой последней.
Под Ельней, Москвой, Сталинградом, Варшавой, Берлином,
Теперь продолжается старой обшарпанной сценой,
Где крутят ослепшим героям старинные фильмы
Где в звуках воскреснут давно покоренные страны,
Друзья оживут по бокам на опасной дороге...
Из Дома Слепых к переходу идут великаны.
Наступят – раздавят!
поскольку увидеть не могут,
Поскольку потомки сидят - не жужжат, молодые,
Живут словно духи во мгле, приведенья без плоти
И старцы слепые имеют их право не видеть
Лишь стукнут о бампер машины
– и мимо проходят…
Он ощупью видит предметы на темной дороге
Цепляет легонько бордюры и автомашины,
По слабому звуку, лишь зондом незрячим потрогав,
Творца узнает он, и вещи хорошей твердыню...
Гнилые базары, но что мы втащили в простенок?
Мы - двери стальные, решетки на окнах и банках?
Мы славные парни, но мы - при деньгах и без денег,
Бесплотные духи в отцами построенном замке,
Где ночью нам свет навращают с турбин Днепрогэса,
Где залы сомкнет коридором Транссиба и Бама,
Везде горизонты не нами отстроенных весей…
Все делали парни, по возрасту равные нам,
Партнеры лихие, брателлы мои безработные,
Бойцы и крутые, актеры, монтеры, полиция,
Собравшись вновь кучу - в умах наших внуков - бесплотную,
На что сможем мы указать и чем сможем гордиться мы?
А мы нашим дедам - потомки, по разуму братья.
Прошли перестройку, застали веков пересменку.
Большие высоты не лезли свои покорять мы.
Но шли волчьей стаей на рынки и рвали наценку,
А дух обрели не в боях мы , а в тачках и шмотках.
А подвиги наши в разборках и пьяных соитьях.
И смысл жизни – капля, и та капля смысла - в мошонке
Что станет потомством и нас ни хрена не увидит.
А лишь удивиться наследству пустому за предками
Плечами пожмет, посмеется своей прибаутке:
«А всем обещало Волною восстать поколение,
А пеной сошло без остатка, исчезло в накрутке.
И бродит теперь приведеньем в прадедовой раме
Со скрипом закроются двери...
в неведомом будущем
Мы будем слоняться, гремя золотыми цепями,
Своей пустотой не пугая за нами живущих,
Бесплотны в просторах прадедовских, мелки на фоне их
Дешевле в косухах
без Родины, веры, и знамени,
Ведут нас по жизни больной мотыльки беззакония,
Кружить и порхать, наслаждаясь у близкого пламени
"Скоро тринадцать лет, как соловей из клетки
вырвался и улетел. И, на ночь глядя, таблетки
богдыхан запивает кровью проштрафившегося портного,
откидывается на подушки и, включив заводного,
погружается в сон, убаюканный ровной песней.
Вот такие теперь мы празднуем в Поднебесной
невеселые, нечетные годовщины.
Специальное зеркало, разглаживающее морщины,
каждый год дорожает. Наш маленький сад в упадке.
Небо тоже исколото шпилями, как лопатки
и затылок больного (которого только спину
мы и видим). И я иногда объясняю сыну
богдыхана природу звезд, а он отпускает шутки.
Это письмо от твоей, возлюбленный, Дикой Утки
писано тушью на рисовой тонкой бумаге, что дала мне императрица.
Почему-то вокруг все больше бумаги, все меньше риса".
II
"Дорога в тысячу ли начинается с одного
шага, - гласит пословица. Жалко, что от него
не зависит дорога обратно, превосходящая многократно
тысячу ли. Особенно отсчитывая от "о".
Одна ли тысяча ли, две ли тысячи ли -
тысяча означает, что ты сейчас вдали
от родимого крова, и зараза бессмысленности со слова
перекидывается на цифры; особенно на нули.
Ветер несет нас на Запад, как желтые семена
из лопнувшего стручка, - туда, где стоит Стена.
На фоне ее человек уродлив и страшен, как иероглиф,
как любые другие неразборчивые письмена.
Движенье в одну сторону превращает меня
в нечто вытянутое, как голова коня.
Силы, жившие в теле, ушли на трение тени
о сухие колосья дикого ячменя".
1977
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
