- Вот, вот, последнее, последнее… И повесть…
Григорий и Димитрий.
Один из них невинноубиенный, второй невинно выжил,
Но, правда, ненадолго. - Правда?
- Сначала удавили Фёдю, а Ксюшу заточили в монастырь.
Потом на свадебке гуляли, дивились на усы заезжих посполитых.
Шептали по углам: «Марина хорошо, а все же Ксюша лучше. Женился бы на ней»
Крест целовали, девкам ручки, хватали за подол попов кудлатых.
Потом трепали до смерти стрельцов, Шерефединова искали.
На панских гайдуков точили колья, и слушали
То Ваську Шуйского, то сбрендившую Марфу.
-А Гриша? - Гриша-то упал с пятнадцати саженей. Семь раз
На камень, пулю и копье.
Ему надели маску, но одежу сняли. А как к жене - и без подарков?
Юродивый отрезал палец с перстнем и сунул за щеку. На счастье.
Москва встречала день салютом из Царь-пушки и конфетти из праха
Помазанного вора - польской дудки, что приняли за кесаря, но вскоре
Осознали заблужденье. И, чтоб не заблуждаться впредь,
Шерефединова нашли и утопили. Теперь–то точно все в порядке.
Марина Юрьевна пакует соболя.
Москва гогочет пьяно, пиная головы загонной шляхты.
Шмели садятся на крыжовник. Неглиная чуть покраснела,
Но все также, журчит неторопливо, огибая Боровицкий холм.
В деревне Тушино черемуха в цвету. Старинный Углич дремлет.
будто тень Сурикова стояла за Вашей,Игорь, спиной... Юродивый с пальцем за щекой и идиллическая картина в финале - не един ли "портрет"?
хорошо не командора:)
все взаимосвязано и финал как начало конца.
вообще удивительное было время, как будто всеобщее помешательство какое-то или перелом (об колено)
командор не стоял, ему там делать нечего. Про Сурикова, считайте комплимент - Вы замечательно нарисовали. В финале у Вас благая тишина в Тушине и Угличе - спокойствие юродивого - "отрезал палец с перстнем и сунул за щеку. На счастье." Такие, вот, параллели.
Отлично написано: едко, ярко, убийственно-тоскливо, что подчеркнуто бодрым темпом.
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Еще скрежещет старый мир,
И мать еще о сыне плачет,
И обносившийся жуир
Еще последний смокинг прячет,
А уж над сетью невских вод,
Где тишь – ни шелеста, ни стука –
Всесветным заревом встает
Всепомрачающая скука.
Кривит зевотою уста
Трибуна, мечущего громы,
В извивах зыбкого хвоста
Струится сплетнею знакомой,
Пестрит мазками за окном,
Где мир, и Врангель, и Антанта,
И стынет масляным пятном
На бледном лике спекулянта.
Сегодня то же, что вчера,
И Невский тот же, что Ямская,
И на коне, взамен Петра,
Сидит чудовище, зевая.
А если поступью ночной
Идет прохожий торопливо,
В ограде Спаса на Сенной
Увидит он осьмое диво:
Там, к самой паперти оттерт
Волной космического духа,
Простонародный русский черт
Скулит, почесывая ухо.
1920
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.