Я полон горем до зрачков.
Из них угрюм-тоска сочится
и капает в стекло очков.
Я вытираю их тряпицей.
Глаза слезятся болью вне
и застывают перламутром.
Чертополох прилип ко мне -
в глазницы васильковым утром
залез. И синим вдруг огнем
слепые дыры засияли.
Очки я кинул в водоём
моей сиреневой печали...
Смотрю, как плавится стекло,
теряют форму свою дужки.
Их горе влажно обтекло -
и утонула...
безделушка.
А здесь жила Петрова. Не могу
припомнить даже имени. Ей-Богу.
Покажется, наверное, что лгу,
а я – не помню. К этому порогу
я часто приближался на бегу,
но только дважды... Нет, не берегу
как память, ибо если бы помногу,
то вспомнил бы... А так вот – ни гу-гу.
Верней, не так. Скорей, наоборот
все было бы. Но нет и разговору
о чем-то ярком... Дьявол разберет!
Лишь помню, как в полуночную пору,
когда ворвался муж, я – сумасброд -
подобно удирающему вору,
с балкона на асфальт по светофору
сползал по-рачьи, задом наперед.
Теперь она в милиции. Стучит
машинкою. Отжившие матроны
глядят в окно. Там дерево торчит.
На дереве беснуются вороны.
И опись над кареткою кричит:
«Расстрелянные в августе патроны».
Из сумки вылезают макароны.
И за стеной уборная журчит.
Трагедия? О если бы.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
