Бывают дни под общим словом «жопа». Все кажется как прежде, только оппа! Из зеркала, как зонтики укропа
на грядочке с клубникой складки жира, двойную вспомнишь порцию гарнира, глазурь воздушного ванильного зефира, высокой жирности бутылочку кефира...
Всего одна куриная котлета – увещеваешь отраженье со слезами, и судорожно стираешь те конфеты из памяти с медведями и полюсами на обертках из которых чудно оригами ты мастерила вместо двух подходов отжиманий…
А творчество? Ну мало что детишки прикуривать дают, вот, ежечасно! Не мысли и не строчки, а делишки с намеком на шизу в порядке частном. Что ни идея, то пошлятинкой несет, отдаст вдруг тупостью и примитивом, который не излечит, как не тужься, ни фантазии полет ни доза лошадиная аперитива.
В кровати с мужем, как пингвин в Сахаре, или в овец отаре горный козлик. Вот хоть бери ты в женски руки лобзик и режь, ваяй до мозга хмари древесину, предусмотрительно спалив стихи до гари, обсценно выражаясь, как скотина. До хмари и до гари,
Даже не до пепла… Как будто в миг и полностью ослепла, не различаешь радости и света. Где цвет, где форма? и достать мечтаешь беззаветно увесистую для руки беретту, чтобы решительно и наповал вот это,
Что зовется головой.
Из пасти льва
струя не журчит и не слышно рыка.
Гиацинты цветут. Ни свистка, ни крика,
никаких голосов. Неподвижна листва.
И чужда обстановка сия для столь грозного лика,
и нова.
Пересохли уста,
и гортань проржавела: металл не вечен.
Просто кем-нибудь наглухо кран заверчен,
хоронящийся в кущах, в конце хвоста,
и крапива опутала вентиль. Спускается вечер;
из куста
сонм теней
выбегает к фонтану, как львы из чащи.
Окружают сородича, спящего в центре чаши,
перепрыгнув барьер, начинают носиться в ней,
лижут морду и лапы вождя своего. И, чем чаще,
тем темней
грозный облик. И вот
наконец он сливается с ними и резко
оживает и прыгает вниз. И все общество резво
убегает во тьму. Небосвод
прячет звезды за тучу, и мыслящий трезво
назовет
похищенье вождя -
так как первые капли блестят на скамейке -
назовет похищенье вождя приближеньем дождя.
Дождь спускает на землю косые линейки,
строя в воздухе сеть или клетку для львиной семейки
без узла и гвоздя.
Теплый
дождь
моросит.
Как и льву, им гортань
не остудишь.
Ты не будешь любим и забыт не будешь.
И тебя в поздний час из земли воскресит,
если чудищем был ты, компания чудищ.
Разгласит
твой побег
дождь и снег.
И, не склонный к простуде,
все равно ты вернешься в сей мир на ночлег.
Ибо нет одиночества больше, чем память о чуде.
Так в тюрьму возвращаются в ней побывавшие люди
и голубки - в ковчег.
1967
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Авторизация
Камертон
