Сегодня в машине откуда-то еду,
и вдруг со всей дури...
...обрушилось небо,
прибив меня к месту рассыпанным раем...
И вновь пустоту я вдыхаю, ласкаю...
и спазмами рвётся несчастная в грудь -
А в прежней Галактике был Млечный Путь...
Им можно дышать, его можно коснуться,
с ним можно заснуть и уже не проснуться.
А можно смотреть в звездопад томных глаз.
Но всё это было...
... всё было у нас.
Давно решено -
... позабыть и забить.
И все оговорено -
... дальше как жить.
Счастье молоть, растворяя невзгоды,
дни убивать, и недели, и годы;
и умирать каждый вечер,
...а в ночь
... ... снова рождаться.
... .... ... Не превозмочь...
Ну вот, а я там распинаюсь, вы уже и сами к тому же пришли ;)))))
А вы дверь обещали )
Со слов "Давно решено ..." что-то не то пощло ... Николай, надо выдержать стилистику до конца - перелом ломает восприятие стиха - из "Вселенных, Млечных Путей и раев" в "реп" не хочется!
тогда так, Виталий. См. исправления ) - это только перевод каретки.
Дело в том, что рай-то в реп и обрушился... в самый что ни на есть неподходящий будничный, бытовой момент - у ЛГ случилось ассоциативное мышление. Я это и хотел показать. У Галактики было имя Млечный путь и т.д.. А когда ЛГ очухивается и снова в состоянии вдохнуть, приходят просто воспоминания... уже вновь в будни...
как-то так задумывалось.
Спасибо.
Замысел-то я понял. Но для меня, лично, трудно воспринять слом стилистики. Т.е. я бы описал все это в едином стиле и ритме. А так, все же смотрится как диптих (кстати - мысль!).
я ведь люблю всякую эклектику... ) и стихи без ритма, и стили помешать)))
пусть будет диптих, я не против)
А в прежней Галактике
всё было близко:
и вздохи орбит,
и планеты-красавицы,
и чей-то уход,
неспеша, по-английски,
в другое созвездие,
чтобы не стариться...
Но всё отгорело,
прошло, позабыто.
И смолото счастье
блестящее, звонкое.
Лишь звездная пыль
на ладони раскрытой
сквозь пальцы струится.
И так одиноко мне...
уже в витражиках заценил )
Пасип)))
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Словно пятна на белой рубахе,
проступали похмельные страхи,
да поглядывал косо таксист.
И химичил чего-то такое,
и почёсывал ухо тугое,
и себе говорил я «окстись».
Ты славянскими бреднями бредишь,
ты домой непременно доедешь,
он не призрак, не смерти, никто.
Молчаливый работник приварка,
он по жизни из пятого парка,
обыватель, водитель авто.
Заклиная мятущийся разум,
зарекался я тополем, вязом,
овощным, продуктовым, — трясло, —
ослепительным небом на вырост.
Бог не фраер, не выдаст, не выдаст.
И какое сегодня число?
Ничего-то три дня не узнает,
на четвёртый в слезах опознает,
ну а юная мисс между тем,
проезжая по острову в кэбе,
заприметит явление в небе:
кто-то в шашечках весь пролетел.
2
Усыпала платформу лузгой,
удушала духами «Кармен»,
на один вдохновляла другой
с перекрёстною рифмой катрен.
Я боюсь, она скажет в конце:
своего ты стыдился лица,
как писал — изменялся в лице.
Так меняется у мертвеца.
То во образе дивного сна
Амстердам, и Стокгольм, и Брюссель
то бессонница, Танька одна,
лесопарковой зоны газель.
Шутки ради носила манок,
поцелуй — говорила — сюда.
В коридоре бесился щенок,
но гулять не спешили с утра.
Да и дружба была хороша,
то не спички гремят в коробке —
то шуршит в коробке анаша
камышом на волшебной реке.
Удалось. И не надо му-му.
Сдачи тоже не надо. Сбылось.
Непостижное, в общем, уму.
Пролетевшее, в общем, насквозь.
3
Говори, не тушуйся, о главном:
о бретельке на тонком плече,
поведенье замка своенравном,
заточённом под коврик ключе.
Дверь откроется — и на паркете,
растекаясь, рябит светотень,
на жестянке, на стоптанной кеде.
Лень прибраться и выбросить лень.
Ты не знала, как это по-русски.
На коленях держала словарь.
Чай вприкуску. На этой «прикуске»
осторожно, язык не сломай.
Воспалённые взгляды туземца.
Танцы-шманцы, бретелька, плечо.
Но не надо до самого сердца.
Осторожно, не поздно ещё.
Будьте бдительны, юная леди.
Образумься, дитя пустырей.
На рассказ о счастливом билете
есть у Бога рассказ постарей.
Но, обнявшись над невским гранитом,
эти двое стоят дотемна.
И матрёшка с пятном знаменитым
на Арбате приобретена.
4
«Интурист», телеграф, жилой
дом по левую — Боже мой —
руку. Лестничный марш, ступень
за ступенью... Куда теперь?
Что нам лестничный марш поёт?
То, что лестничный всё пролёт.
Это можно истолковать
в смысле «стоит ли тосковать?».
И ещё. У Никитских врат
сто на брата — и чёрт не брат,
под охраною всех властей
странный дом из одних гостей.
Здесь проездом томился Блок,
а на память — хоть шерсти клок.
Заключим его в медальон,
до отбитых краёв дольём.
Боже правый, своим перстом
эти крыши пометь крестом,
аки крыши госпиталей.
В день назначенный пожалей.
5
Через сиваш моей памяти, через
кофе столовский и чай бочковой,
через по кругу запущенный херес
в дебрях черёмухи у кольцевой,
«Баней» Толстого разбуженный эрос,
выбор профессии, путь роковой.
Тех ещё виршей первейшую читку,
страшный народ — борода к бороде,
слух напрягающий. Небо с овчинку,
сомнамбулический ход по воде.
Через погост раскусивших начинку.
Далее, как говорится, везде.
Знаешь, пока все носились со мною,
мне предносилось виденье твоё.
Вот я на вороте пятна замою,
переменю торопливо бельё.
Радуйся — ангел стоит за спиною!
Но почему опершись на копьё?
1991
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.