Но какая гадость чиновничий язык! Исходя из того положения... с одной стороны... с другой же стороны — и все это без всякой надобности. «Тем не менее» и «по мере того» чиновники сочинили
а вот на карельском сей стих почитать бы... можно ли любителю финно-угорской словесности сие скромно возжелать? Я понимаю, он написан на Вел. и Мог. ... не хотелось бы говорить =слабо?=... но хотелось бы увидеть-прочитать его на карельском, Елена
а?
я, конечно, ни бельмеса не пойму, но этот неповторимый саунд вашей дивной речи услышу
Павел, здравствуйте. Возжелать-то, оно, конечно, можно. Вопрос- как это перевести? Задачка любопытная. Подумаю, может, справлюсь. Мне языки кажутся настолько разными- русс и карельс, что значение дословно не передать, увы. Будет, но по-другому. Не обещаю скоро).
честно- переводами никогда не занималась всерьез. раздваиваться приходится между красотой языка и смыслом, теряется что-то неуловимое. Все равно, что одну песню два исполнителя поют разный голос, тембр, чувственность.
дык да... Хе... я понимаю - одно дело просто (ПРОСТО?) писать стихи, а другое дело - переводить, да фактически не столько с одного яз.на другой, сколько с менталитета на др. менталитет. Я, бывает, занимаюсь переводами, чаще, конечно, с английского... это единственное лингво, которое я ещё кое-как понимаю. Трудно, дословно никогда не переведёшь. Чаще просто кидаешься в вольное переложение, про себя подумав - ну до чего ж тупые! надо ж ТАК сказать... или, может, это я тупой, что тоже предполагаецца довольно смело. А дело в менталитетах, конешно, которые не пропьёшь))) Вот и искусство - перекроить мысль с мент. на мент., да-с. Этим и привлекательно, я щитаю, это занятие. Попробуйте, Елена, может получится. Буду послеживать, если что, не пропущу и оценю
)
Восхитительное! Чудесная мифогеография!
А номинировать?) Ведь не только это. Нас с вами приглашают, Виталий, в гости.)
Не могу Вам, Наташа, отказать! Буду номинировать!
Ах! Вот "...слова не мальчика, но мужа..."!)))
благодарю Вас. И за номинацию тоже. Мифохронология, скорее. Догадки, предположения, домыслы, среди которых потерялись географические карты.Или наоборот.
А вот, возьму и приеду (когда-нибудь, может быть, даже еще в этой жизни). Спасибо,(здесь много ласковых слов). А стихотворение замечательное, высший класс.
)) буду рада, Наташ. Этот край нужно видеть, а не читать про него неуклюжие стишки). tervehteille, voit tulla, konzu himoittau.
Вот, добралась до твоего стиха)
Представляю, как у вас там, когда снег, здорово)
А еще кухню твою вспоминаю, как мы там в последний вечер сидели. Это почему-то чаще всего вспоминается...)
А стих - замечательный!
ну дык)) зимой красивше тыщу раз.
Тихо так посидели). Спасиб, Тамил.
Третий раз пробую прочитать текст, в разное время суток, с умытым и неумытым лицом, и всё бестолку. :)
Не могу понять, как можно наплевать на всяческий ритм? Ну бог с ней, с силлабо-тоникой, пусть будет тоника, пусть будет что угодно, но пусть хоть что-нибудь будет! Тут нет никакого ритмического построения.
Можно прочитать, как зарифмованную прозу и этим удовлетвориться, но непонятно мне, почему автору так в лом просто взять и хоть рукой постучать по столу при чтении?
Очень сильно заставив себя не обращать внимание ни на какие вольные перескоки ударений, на гуляющую трёх-четырёх-стопность, в последней строфе хоть убей не могу поставить ударение иначе, чем на "мОей", т.как хотя бы в этой строфе все строки начинаются с ударного первого слога и два ударения подряд (сильных, причём) никак не могут вписаться ни в какое прочтение.
Автору просто пофиг, или это умышленное издевательство над читателем?
.
А слабо в четвертый?) Автор - проф, вот в чем дело.)
Хоть в двадцатый, уЖе ничего не изменится. Что такое проф? Хотелось бы увидеть ответ по существу комментария автора, а не посредников.
Ошибка 404: документ не найден.
Не
имеют никакого значения ссылки, Наташа. Я уЖе всё сказал и всё спросил.
.
"см." не надо копировать.) слово "проф" (спец, мастерюга)(молодёжный слэнг. мне нра.).
Вы вынуждаете меня сказать грубость?
Вы вынуждаете меня сказать грубость?
нет, просто разговариваю. мне нравится узнавать слэнги всяки разны. что худого я сказала?(
Наташ, с удовольствием поговорю, когда будет предмет разговора. Сейчас мы толчем воду в ступе.
Дорогие Алекс и Наташа,
изо всех сил прошу вас не ссориться). Ни один, даже самый раздрызганный ритм чужого стиха не стоит потери спокойствия (хотя сама иногда завожусь). Тут, братцы-сестры, дело такое: я действительно проф.-профан в стихосложении. Когда-то, лет цать назад, внимательнейшим образом отстукивала ритмы, чертила схемы, сверяла по всем правилам стихосложения, и, случалось, вписывалась в норму без нанесения тяжких телесных повреждений читателю. Теперь, разумеется, делаю также. Но здесь, да. Накосячила с ритмом. Знаю, заметила, видела, слышала. Читала вслух. Алекс прав. Сбоит. И мОя кухня- сбоит. Только при авторском прочтении вслух у меня все вписывается в мои снеговые долины и там, где кроме ритма -провалы во времени в десятки тысяч лет- нормально. Это не значит, что я не стану править, уперта. Еще подумаю. И именно над этим ст. буду думать, править.Объясню прыжки ритма прыжками и смысла так же. Чуть было санскрит не втиснула. тут-то бы меня читатель уел вовсе.
В момент создания (ой-ой) состояние транса -как лепет сумасшедшего. А давайте спишем на больную голову автора! Поправится, и ритм посадит в норму. Пока не могу ничего править. свежо еще. Переболею темой, возьмусь за чистоту ударений. Алекс, я не издеваюсь, я люблю читателя, но иногда забываю, что он будет ЭТО читать).И Вы правы- я о читателе не думаю.О том, каково ему будет с моим стихом, мягко ли, сытно ли. Только я боюсь солгать ему больше, чем нарушить тонкий слух ценителей чистого звука. Вот. А теперь можно продолжать расстреливать))
Я вас обоих ценю!
Оля (?), уважаю честный ответ.
И хорошо понимаю, что автор себе прочитает всегда так, как нужно ему.
Текст стоит того, чтобы его подрихтовать.
Что касается последней строки, то очень просто малой кровью просто переставить слова: "кухни моей", более того, появляется дополнительная красивая игра звука и смысла.
Успехов!
.
Еленой меня в миру зовут) Но больше нра Хелми). Спасибо, Алекс. последнюю строку точно поправлю.
Ой, простите тупого, Хелми. )
Ого, как красиво! Г-н AlexG может кинуть в меня тапком, но я не замечаю перескоков ударений и сбоев ритма, если от стихотворения впечатление, будто стою перед открытым окном в другую Вселенную (в данном случае, Карелию), вижу все как наяву и вот-вот вывалюсь в эту снежную красоту. Для меня как читателя стихотворение удалось.
ого)) спасибо, Птица, пролетевшая над кочками моего болота!
Это хорошо.
Хелми танцуит пляску с бубном у очага. ( с бубном- чтобы ритм выровнялся). Спасибо, Борис! Неожиданная приятность. (сказал гордый абориген и удалился в снежную тайгу).
Танцы- это тоже хорошо)
Все в порядке с ритмом,и вообще...очень здорово!
Знаешь, если верить и снам, и картам,
Если вдруг замёрзнешь среди людей:
Пусть начертит карту старик Меркатор
Кухни свет моей - ты найдёшь на ней.
???
Ух ты как). Я что-то устала к концу недели, и тонкое душевное восприятие тупо, как колун после сучковатых поленьев. Вот сейчас отдохну, с полчасика, и заценю еще раз. Спасибо, Аркадий. Старик Меркатор - да. Мне ндравицца.
Умница-красавица. Ага.
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Здесь, на земле,
где я впадал то в истовость, то в ересь,
где жил, в чужих воспоминаньях греясь,
как мышь в золе,
где хуже мыши
глодал петит родного словаря,
тебе чужого, где, благодаря
тебе, я на себя взираю свыше,
уже ни в ком
не видя места, коего глаголом
коснуться мог бы, не владея горлом,
давясь кивком
звонкоголосой падали, слюной
кропя уста взамен кастальской влаги,
кренясь Пизанской башнею к бумаге
во тьме ночной,
тебе твой дар
я возвращаю – не зарыл, не пропил;
и, если бы душа имела профиль,
ты б увидал,
что и она
всего лишь слепок с горестного дара,
что более ничем не обладала,
что вместе с ним к тебе обращена.
Не стану жечь
тебя глаголом, исповедью, просьбой,
проклятыми вопросами – той оспой,
которой речь
почти с пелен
заражена – кто знает? – не тобой ли;
надежным, то есть, образом от боли
ты удален.
Не стану ждать
твоих ответов, Ангел, поелику
столь плохо представляемому лику,
как твой, под стать,
должно быть, лишь
молчанье – столь просторное, что эха
в нем не сподобятся ни всплески смеха,
ни вопль: «Услышь!»
Вот это мне
и блазнит слух, привыкший к разнобою,
и облегчает разговор с тобою
наедине.
В Ковчег птенец,
не возвратившись, доказует то, что
вся вера есть не более, чем почта
в один конец.
Смотри ж, как, наг
и сир, жлоблюсь о Господе, и это
одно тебя избавит от ответа.
Но это – подтверждение и знак,
что в нищете
влачащий дни не устрашится кражи,
что я кладу на мысль о камуфляже.
Там, на кресте,
не возоплю: «Почто меня оставил?!»
Не превращу себя в благую весть!
Поскольку боль – не нарушенье правил:
страданье есть
способность тел,
и человек есть испытатель боли.
Но то ли свой ему неведом, то ли
ее предел.
___
Здесь, на земле,
все горы – но в значении их узком -
кончаются не пиками, но спуском
в кромешной мгле,
и, сжав уста,
стигматы завернув свои в дерюгу,
идешь на вещи по второму кругу,
сойдя с креста.
Здесь, на земле,
от нежности до умоисступленья
все формы жизни есть приспособленье.
И в том числе
взгляд в потолок
и жажда слиться с Богом, как с пейзажем,
в котором нас разыскивает, скажем,
один стрелок.
Как на сопле,
все виснет на крюках своих вопросов,
как вор трамвайный, бард или философ -
здесь, на земле,
из всех углов
несет, как рыбой, с одесной и с левой
слиянием с природой или с девой
и башней слов!
Дух-исцелитель!
Я из бездонных мозеровских блюд
так нахлебался варева минут
и римских литер,
что в жадный слух,
который прежде не был привередлив,
не входят щебет или шум деревьев -
я нынче глух.
О нет, не помощь
зову твою, означенная высь!
Тех нет объятий, чтоб не разошлись
как стрелки в полночь.
Не жгу свечи,
когда, разжав железные объятья,
будильники, завернутые в платья,
гремят в ночи!
И в этой башне,
в правнучке вавилонской, в башне слов,
все время недостроенной, ты кров
найти не дашь мне!
Такая тишь
там, наверху, встречает златоротца,
что, на чердак карабкаясь, летишь
на дно колодца.
Там, наверху -
услышь одно: благодарю за то, что
ты отнял все, чем на своем веку
владел я. Ибо созданное прочно,
продукт труда
есть пища вора и прообраз Рая,
верней – добыча времени: теряя
(пусть навсегда)
что-либо, ты
не смей кричать о преданной надежде:
то Времени, невидимые прежде,
в вещах черты
вдруг проступают, и теснится грудь
от старческих морщин; но этих линий -
их не разгладишь, тающих как иней,
коснись их чуть.
Благодарю...
Верней, ума последняя крупица
благодарит, что не дал прилепиться
к тем кущам, корпусам и словарю,
что ты не в масть
моим задаткам, комплексам и форам
зашел – и не предал их жалким формам
меня во власть.
___
Ты за утрату
горазд все это отомщеньем счесть,
моим приспособленьем к циферблату,
борьбой, слияньем с Временем – Бог весть!
Да полно, мне ль!
А если так – то с временем неблизким,
затем что чудится за каждым диском
в стене – туннель.
Ну что же, рой!
Рой глубже и, как вырванное с мясом,
шей сердцу страх пред грустною порой,
пред смертным часом.
Шей бездну мук,
старайся, перебарщивай в усердьи!
Но даже мысль о – как его! – бессмертьи
есть мысль об одиночестве, мой друг.
Вот эту фразу
хочу я прокричать и посмотреть
вперед – раз перспектива умереть
доступна глазу -
кто издали
откликнется? Последует ли эхо?
Иль ей и там не встретится помеха,
как на земли?
Ночная тишь...
Стучит башкой об стол, заснув, заочник.
Кирпичный будоражит позвоночник
печная мышь.
И за окном
толпа деревьев в деревянной раме,
как легкие на школьной диаграмме,
объята сном.
Все откололось...
И время. И судьба. И о судьбе...
Осталась только память о себе,
негромкий голос.
Она одна.
И то – как шлак перегоревший, гравий,
за счет каких-то писем, фотографий,
зеркал, окна, -
исподтишка...
и горько, что не вспомнить основного!
Как жаль, что нету в христианстве бога -
пускай божка -
воспоминаний, с пригоршней ключей
от старых комнат – идолища с ликом
старьевщика – для коротанья слишком
глухих ночей.
Ночная тишь.
Вороньи гнезда, как каверны в бронхах.
Отрепья дыма роются в обломках
больничных крыш.
Любая речь
безадресна, увы, об эту пору -
чем я сумел, друг-небожитель, спору
нет, пренебречь.
Страстная. Ночь.
И вкус во рту от жизни в этом мире,
как будто наследил в чужой квартире
и вышел прочь!
И мозг под током!
И там, на тридевятом этаже
горит окно. И, кажется, уже
не помню толком,
о чем с тобой
витийствовал – верней, с одной из кукол,
пересекающих полночный купол.
Теперь отбой,
и невдомек,
зачем так много черного на белом?
Гортань исходит грифелем и мелом,
и в ней – комок
не слов, не слез,
но странной мысли о победе снега -
отбросов света, падающих с неба, -
почти вопрос.
В мозгу горчит,
и за стеною в толщину страницы
вопит младенец, и в окне больницы
старик торчит.
Апрель. Страстная. Все идет к весне.
Но мир еще во льду и в белизне.
И взгляд младенца,
еще не начинавшего шагов,
не допускает таянья снегов.
Но и не деться
от той же мысли – задом наперед -
в больнице старику в начале года:
он видит снег и знает, что умрет
до таянья его, до ледохода.
март – апрель 1970
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.