Электрички из города к лучшему миру бежали,
станционные лужи побег их во сне отражали.
В томном пении рельсов пенилась хрипотца.
И ржавели деревья над мокрыми гаражами.
И везли электрички ржавеющие сердца
мимо скверов и скверных дорог, дорогих дискотек,
скоротечных салютов. И люто брели в темноте
из вагона в вагон безбилетники, может быть, или
те, кто много украл… и просили о мелочи те,
чью холодную жизнь, как монету на дне позабыли.
Ветер жил в головах и карманах, как летом в траве жил.
Забирался в газеты, под шарфы, но (в общем) был вежлив.
Пассажиры шептали. Однако, хотелось реветь,
что селедки, как новости, в городе были не свежи,
и что осень на цвет горьковата, как сердце и медь.
И везли пассажиры бутылки, еду, папиросы,
и везли непрямые догадки и злые вопросы.
И от жалости морщился сонный, седой небосвод,
посылая ответы. Их было услышать непросто.
Только вот разгадала старушка давнишний кроссворд.
Ни страны, ни погоста
не хочу выбирать.
На Васильевский остров
я приду умирать.
Твой фасад темно-синий
я впотьмах не найду.
Между выцветших линий
на асфальт упаду.
И душа, неустанно
поспешая во тьму,
промелькнет над мостами
в петроградском дыму,
и апрельская морось,
над затылком снежок,
и услышу я голос:
- До свиданья, дружок.
И увижу две жизни
далеко за рекой,
к равнодушной отчизне
прижимаясь щекой -
словно девочки-сестры
из непрожитых лет,
выбегая на остров,
машут мальчику вслед.
1962
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
