Выхожу из парадного, оглядываюсь и… стоп.
Не так. Вхожу из парадного, оглядываюсь, синицы
трещат, что Крещатик длиннее Тверской, стихотворных стоп –
пять основных, а остальных, что церквей в столице.
Жмурюсь от солнца, без солнца щурюсь: забыл очки.
Пытаюсь понять, как от за или не за (допустим, за) дернул шторы
зависит количество света, на набранные очки
в «Запорожье» смогу ли купить уши Бродского… скоро
зима, конец фильма, кризис, пора отдавать долги
тому, кто массирует сердце, в аорту вливая по капле
сумерки, что к зиме более выстужены и долги,
что каждая жаба в этом болоте мечтает о цапле,
и чахле, и сдохле, и чтобы небо, не падать, стрела
и корона, кожу в огонь, трезвый вернулся Улисс…
Зябко, и в горле першит от ноябрьского стекла.
Домой выхожу из (допустим, за) дернутых шторами улиц…
Меня любила врач-нарколог,
Звала к отбою в кабинет.
И фельдшер, синий от наколок,
Во всем держал со мной совет.
Я был работником таланта
С простой гитарой на ремне.
Моя девятая палата
Души не чаяла во мне.
Хоть был я вовсе не политик,
Меня считали головой
И прогрессивный паралитик,
И параноик бытовой.
И самый дохлый кататоник
Вставал по слову моему,
Когда, присев на подоконник,
Я заводил про Колыму.
Мне странный свет оттуда льется:
Февральский снег на языке,
Провал московского колодца,
Халат, и двери на замке.
Студенты, дворники, крестьяне,
Ребята нашего двора
Приказывали: "Пой, Бояне!" –
И я старался на ура.
Мне сестры спирта наливали
И целовали без стыда.
Моих соседей обмывали
И увозили навсегда.
А звезды осени неблизкой
Летели с облачных подвод
Над той больницею люблинской,
Где я лечился целый год.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
