Тихо-тихо, скворушка, голос не давай.
Вдруг, как вместо голоса – да собачий лай.
Я тебя – за пазуху, в хату принесу.
Наберу осиновых веточек в лесу,
разложу по светелке в ровненький кружок, –
Именно такой, как мне не поднес дружок.
А тебя укутаю, в центр положу.
Подождёшь? Я в лучшее быстро наряжусь,
освещу всю комнату, сдвину табурет,
так, чтоб видел ты меня и его портрет
на гвозде толстенном, – верно, навека, –
я на табурете с ним выпью молока...
И тебе оставила я молочный счет –
с моего наряда утром натечет...
"Борис Борисыч, просим вас читать
стихи у нас". Как бойко, твою мать.
"Клуб эстети". Повесишь трубку: дура,
иди ищи другого дурака.
И комом в горле дикая тоска:
хуе-мое, угу, литература.
Ты в пионерский лагерь отъезжал:
тайком подругу Юлю целовал
всю смену, было горько расставаться,
но пионерский громыхал отряд:
"Нам никогда не будет 60,
а лишь 4 раза по 15!"
Лет пять уже не снится, как ебешь, -
от скуки просыпаешься, идешь
по направленью ванной, таулета
и, втискивая в зеркало портрет
свой собственный - побриться на предмет,
шарахаешься: кто это? Кто это?
Да это ты! Небритый и худой.
Тут, в зеркале, с порезанной губой.
Издерганный, но все-таки прекрасный,
надменный и веселый Б. Б. Р.,
безвкусицей что счел бы, например,
порезать вены бритвой безопасной.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
