Эта Вселенная, что сочинил, реальнее настоящей,
я передвигаюсь по ней без водительских прав,
здесь мечту запускаю из неандертальской пращи,
и в долине памяти бродят меж трав
белые единороги в серебряных башмаках,
а Моцарт старый на скрипках стрекоз и младенец Бах
на фаготах шмелей здесь слагают фуги,
лещ на заре раздает оплеухи озеру и тишине,
и кентавру-создателю аплодирует, т. е. мне,
и я на закате рисую рассвет в глазах у подруги,
и спускается эхо с горы, чтоб глядеться в воду.
И, если Летучий Голландец в любую погоду
швартов отдает на моем подоконнике,
тираннозавров кормлю я крыжовником,
и, постучавшись в небо половником,
слышу - «А, это ты? Я сейчас!», если я
славлю крылья гусеницы и муравья,
если, глядя глазами, я вижу сердцем,
день за днем возвращаясь в детство,
и в пришествии неудачи
я плачУ, улыбаясь, не требуя сдачи,
и, не зная, ЧТО есть такое -
война, побеждаю без боя,
если глазницы луж полны облаками,
а птицы - бумажные оригами
«Yesterday», и «Let it be!» поют,
и Луны леденец-изумруд,
облизан сентиментальным Тигром, и вишни,
ей богу, не вру,
вишни растут на оленьих рогах,
а на рябинах – звезды,
это значит, что я не лишний,
целую жизнь пролетав в облаках,
нарисованных в детстве собою с утра,
помня про «завтра», и угадав «вчера»,
здесь по звездам могу читать,
без букваря, и мне запросто написать
то, что обычно не скажешь словами,
не разберешь на самой простой картинке.
С тяжеленными от грехов крылАми
вас сюда позову
на собственные поминки.
Просто я знаю, что "весь никогда не умру".
Разве что наяву!
В который раз у края смертного ложа -
рябина, кошка, кентавр и камень -
сброшу я человечью кожу
и все же, и все же
останусь с вами.
Амен!
Видишь, наша Родина в снегу.
Напрочь одичалые дворы
и автобус жёлтый на кругу —
наши новогодние дары.
Поднеси грошовую свечу,
купленную в Риге в том году, —
как сумею сердце раскручу,
в белый свет, прицелясь, попаду.
В белый свет, как в мелкую деньгу,
медный неразменный талисман.
И в автобус жёлтый на кругу
попаду и выверну карман.
Родина моя галантерей,
в реках отразившихся лесов,
часовые гирьки снегирей
подтяни да отопри засов,
едут, едут, фары, бубенцы.
Что за диво — не пошла по шву.
Льдом свела, как берега, концы.
Снегом занесла разрыв-траву.
1988
2
И в минус тридцать, от конфорок
не отводя ладоней, мы —
«спасибо, что не минус сорок» —
отбреем панику зимы.
Мы видим чёрные береты,
мы слышим шутки дембелей,
и наши белые билеты
становятся ещё белей.
Ты не рассчитывал на вечность,
души приблудной инженер,
в соблазн вводящую конечность
по-человечески жалел.
Ты головой стучался в бубен.
Но из игольного ушка
корабль пустыни «все там будем» —
шепнул тебе исподтишка.
Восславим жизнь — иной предтечу!
И, с вербной веточкой в зубах,
военной технике навстречу
отважимся на двух горбах.
Восславим розыгрыш, обманку,
странноприимный этот дом.
И честертонову шарманку
во все регистры заведём.
1990
3
Рождение. Школа. Больница.
Столица на липком снегу.
И вот за окном заграница,
похожа на фольгу-фольгу,
цветную, из комнаты детской,
столовой и спальной сиречь,
из прошлой навеки, советской,
которую будем беречь
всю жизнь. И в музее поп-арта
пресыщенной черни шаги
нет-нет да замедлит грин-карта
с приставшим кусочком фольги.
И голубь, от холода сизый,
взметнётся над лондонским дном
над телом с просроченной визой
в кармане плаща накладном.
И призрачно вспыхнет держава
над еврокаким-нибудь дном,
и бобби смутят и ажана
корявые нэйм и преном.
А в небе, похлеще пожара,
и молот, и венчик тугой
колосьев, и серп, и держава
со всею пенькой и фольгой.
1992
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
Авторизация
Камертон
