всё-таки пусть порнография повисит
есличто, не повисит
***
Рубаха.
Лампа.
Скомканный белый флаг.
Настройщик стенок, смятый животный крик.
Не подходи. Не надо.
Не надо, ляг.
Показывают главнейшую изо всех лиг.
Арбитр, свистящий в лоно.
Зубная моль,
Грызущая там пушистый покров.
Пах
Холодный ковёр – телом.
Теплом.
Пусто.
Бойль
Запретил бы гореть. Горим.
Ооо, аллл-ааах, -
Наматываю на кулак всхлипы.
Настройщик стен
Вытряхивает из уха крик, говорит: гулаг.
Ты повторяешь: гулаг…
Ляг.
Вот так.
Ещё.
Лень…
Ляг!
Рубаха.
Лампа.
Потолок, белый, как флаг.
Ка-пи-тули-ру-ю…
Пустота содрогается и горит.
***
этот километраж точит когти-лезвия
этот хронометраж зачехляет панцири
между нами зрелость твоя так бесится
постоянно плоть воскресает лазарем
до того как грянет (считаю суточки)
животом о стену трусь грею пальчики
браконьерша в прошлом сломала удочки
говорю нельзя мол ведь все прокатчики
я дождусь
холодные когти-лезвия
промежутков «без» - тем сильней насытимся
в день твоего совершенно-весия
в день твоего совершенно-влития
детскость твоя ещё перебесится
твёрдым эпитетом возле клитора
***
Было: мир застыл у пупка.
У пружинок-мышц – перекличка.
По воде скользила рука.
Дыбом топорщились косички.
Тренькал за стеной телефон –
Будто подпевал мимо ритма.
То, что было чистой строфой,
Стало тела аду молитвой.
Относила. Вынудил снять,
Хоть теснее вжился, чем лифчик.
У Адама с Евой был сад –
Вот, скажи, Адам был счастливик!
А у нас ни сада, ни … так,
То ли полстола/полпланеты…
Бёдра говорят: недотрах.
Губы говорят: недопето.
Без тебя слюны нет во рту.
Чуть ли не встаётся – трухою…
Повторяю в сонном бреду:
Я тебя в себя заведу
И себя в тебе успокою.
***
катать бы тебя по горлышку
малиновым леденцом
в лопатки вшивать по пёрышку
в лодыжек вдевать кольцо
де-садней досады – «рядом-нет!» –
слезу бы сосать но как?
открой меня – сталинградомно-
доступный архипелаг!
я выдержу все осады я
вылежу их как грипп
в который как в омут падаешь
в котором постель горит
маньяком в парадном – выскочит –
и только посмей не дать!
маньяков на свете тысячи
зачем мне конкретный блять!
и тычется в бок мне бобиком
бессмертным и редкий гость
а ниже пупка – субтропики
а слева сосочка – гвоздь
но ты на него напорешься
вдавившись в моё кольцо
и будешь катать бессонницу
малиновым леденцом
***
Затмение. За дверью. Горячо,
я знаю. Не бери ножа и вилки.
Мужчинам просто, - взялся за плечо –
и втискивай в простейшую копилку
валюту генов…
Женщинам? – Ты что! -
- смотреть на солнце, видеть, как течёт
засос от ламп по шее потолочной,
и объявлять на час «переучёт»,
и слушать, как вздыхает позвоночник
чудовищной кровати оттого,
что слишком груб его почти-коллега,
и целовать твой южный островок,
наевшись ожидания, как снега…
И, пропуская время через рот,
вбирая в рот ещё три трети мира,
я не замечу, как мой женский род
нанижется на палочку пломбиром,
как мы пунктиром ляжем в сагу саг –
наискосок немного, может, ложкой…
И будет «мы», глубокое, как страх,
что в этом доме не случится кошки,
которая, разбив букетик ваз,
заставила бы вздрогнуть – и очнуться,
на дактилем исписанный матрац
поставить кофе, блядства сахар в блюдце
насыпать – и рассыпать – и песок
катать губами – вниз – от изголовья…
…неслышно, между кож и между строк,
между засосов голосов (не смой их!)
невидимая плёнка, что любовью
мы обругаем, тронула сосок
какой-то недоступной траху болью.
Свиданий наших каждое мгновенье
Мы праздновали, как богоявленье,
Одни на целом свете. Ты была
Смелей и легче птичьего крыла,
По лестнице, как головокруженье,
Через ступень сбегала и вела
Сквозь влажную сирень в свои владенья
С той стороны зеркального стекла.
Когда настала ночь, была мне милость
Дарована, алтарные врата
Отворены, и в темноте светилась
И медленно клонилась нагота,
И, просыпаясь: "Будь благословенна!" -
Я говорил и знал, что дерзновенно
Мое благословенье: ты спала,
И тронуть веки синевой вселенной
К тебе сирень тянулась со стола,
И синевою тронутые веки
Спокойны были, и рука тепла.
А в хрустале пульсировали реки,
Дымились горы, брезжили моря,
И ты держала сферу на ладони
Хрустальную, и ты спала на троне,
И - боже правый! - ты была моя.
Ты пробудилась и преобразила
Вседневный человеческий словарь,
И речь по горло полнозвучной силой
Наполнилась, и слово ты раскрыло
Свой новый смысл и означало царь.
На свете все преобразилось, даже
Простые вещи - таз, кувшин,- когда
Стояла между нами, как на страже,
Слоистая и твердая вода.
Нас повело неведомо куда.
Пред нами расступались, как миражи,
Построенные чудом города,
Сама ложилась мята нам под ноги,
И птицам с нами было по дороге,
И рыбы подымались по реке,
И небо развернулось пред глазами...
Когда судьба по следу шла за нами,
Как сумасшедший с бритвою в руке.
1962
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
