Вот зараза! Глумливый ловкач, паяц!
И по-прежнему смотришь в глаза так игриво, колко.
Было – как же! На сердце сачок и хрясь!
Но не вышло, как в сказках, из этого толком толка.
Я случайно в гостях: монополия, сыр и грог.
Разговорчив – каналья! Любезен – изыди! Тонок.
Ведь давно позабыт… Но не тут-то, блефуй, игрок,
Не поддамся тебе! Ненавижу! Свинья! Подонок!
Но уже через стол мне футляр – кольцо:
- Просто так, в честь рождественских, серебро, как ты любишь…
Моя дерзость в ответ и смех, но… лицо
Снизу-вверх (как всегда…) так наивно: ты со мной будешь?
______________________________________________________
Мы попробуем снова? Без слёз, без рубищ!
Ты вернешься родной? Только ты – серебра не надо.
Неужели опять всю меня с головой погубишь?
Наплевать! Ведь лишь там – за воротами чертова ада
Я живу и дышу через толщу своих осколков.
Как ты чешешь висок, как глядишь на часы. Учтиво
Подливаешь в бокал – своевременно, ровно столько
Чтобы в пользу твою опустились весы игриво –
Обе чаши весов в нарушение здравого смысла.
Хоть последний в тюрьме повседневной чтишь,
Хоть последний разрушил события, даты, числа
Безразличьем, карьерой, укором… Тишь
После сотни вопросов, которые без ответов,
Водопада прозрачных слез, что не смыть водой,
Эта тишь наступает под синтетическим пледом,
Где устал и заснул «безотцовский» ребенок мой.
Эта тишь накрывает обоих нас еженощно
И, кто знает, в такие моменты чем занят ты?
Сына больше не тронь, мне же боли чуть еще можно,
Хоть терпенье – работа, с которой не платят мзды.
__________________________________________________
Новый год, серебрит и звенит бутафория.
Танцевать! Солнце-клёш, Искра-взгляд, разлетайка-челка!
Я люблю тебя.... Всё еще… Да… Вот это история…
Снова ты, снова я, монополия, монополия.
Нелегкое дело писательский труд –
Живешь, уподобленный волку.
С начала сезона, как Кассий и Брут,
На Цезаря дрочишь двустволку.
Полжизни копить оглушительный газ,
Кишку надрывая полетом,
Чтоб Цезарю метче впаять промеж глаз,
Когда он парит над болотом.
А что тебе Цезарь – великое ль зло,
Что в плане латыни ему повезло?
Таланту вредит многодневный простой,
Ржавеет умолкшая лира.
Любимец манежа писатель Толстой
Булыжники мечет в Шекспира.
Зато и затмился, и пить перестал –
Спокойнее было Толстому
В немеркнущей славе делить пьедестал
С мадам Харриет Бичер-Стоу.
А много ли было в Шекспире вреда?
Занятные ж пьесы писал иногда.
Пускай в хрестоматиях Цезарь давно,
Читал его каждый заочник.
Но Брут утверждает, что Цезарь – говно,
А Брут – компетентный источник.
В карельском скиту на казенных дровах
Ночует Шекспир с пораженьем в правах.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
