Настанет час, не ведаю когда,
Пылинке на столешнице гигантов,
Заложнице неведомых мне игр,
Пытающейся сдать экзамен строгий,
Вложившей в бытие свои года,
Внезапно появившейся когда-то,
Мне станет безразличен этот мир,
Который преподал свои уроки…
Единственной такой и, вместе с тем,
Как все, что были до и после – энной,
Смирившись, что другим уже не верю,
Надеясь на Всевышнего притом,
Устав от мельтешения страстей,
От глупости взаимных оскорблений,
Пытаясь не стучать картинно дверью,
Уйду из этих мест своим путём…
Крутнётся шестерёнка, не спеша,
Космических часов в движенье вечном,
Блеснёт послесвечением душа,
Оставив след свой на дороге Млечной…
Задумаешься вдруг: какая жуть.
Но прочь виденья и воспоминанья.
Там листья жгут и обнажают суть,
но то уже за гранью пониманья,
и зреет там, за изгородью, звук,
предощутим и, кажется, прекрасен.
Затянешься. Задумаешься вдруг
в кругу хлебнувших космоса орясин —
высотки, в просторечии твоём.
Так третье поколение по праву
своим считает Фрунзенский район,
и первое — район, но не державу.
Я в зоне пешеходной — пешеход.
В зелёной зоне — божия коровка.
И битый час, и чудом целый год
моё существованье — тренировка
для нашей встречи где-то, где дома
населены консьержками глухими,
сошедшими от гордости с ума
на перекличке в Осовиахиме.
Какая жуть: ни слова в простоте.
Я неимущ к назначенному часу.
Консьержка со звездою на хвосте
крылом высоким машет ишиасу.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
