Да, умирали мы, но что-то мне мешало
уверовать в твое, в мое небытие.
Любовь еще была. Любовь еще дышала
на зеркальце в руках у слабых уст ее.
Качался старый дом, скрипел среди крапивы
и выдержку свою нам предлагал взаймы,
В нем умирали мы, н
Стучался в рамы воздух. Запах булки
Царапал обоняние стеклу.
На цыпочках морфей от переулка
неспешно крался в дня открытый люк,
где люди, словно винтики, терялись,
раз откричал будильник, как петух.
И сонные, как сон, теплоцентрали
пиликали по города хребту.
…подушки холодили под глазами
лиловые, как море, синяки.
Рассвет стыдливо принимал экзамен –
разбросанные блузы и носки,
чаинки, что в посудине щербатой,
как девочки, легонько обнялись,
пружин похмелье (их тошнило ватой)
и потолка уже невинный лист…
Пока скрипели, кажется, ступени,
пока за дверью чуть скандалил лифт,
венчала лампа, будто бы священник,
ненужным светом, что дрожит-сипит,
качанье дома… Дом скрипел зубами
и ставнями, не смея взять взаймы
ту нежность, что мы вырастили сами,
ту выдержку, что отложили мы.
Дом отставал. Дом больно ранью жалил.
Дышал в окно бульон (туман вскипел).
Мы шли на дно. И мы вовсю дышали
на зеркальца любви, в озёра тел.
Рассвет писал в зачётке: семь. Проспали.
Смешно зеркалят. Жизненно больны.
И сонные, как день, теплоцентрали
срывали одеяла со спины.
Отказом от скорбного перечня - жест
большой широты в крохоборе! -
сжимая пространство до образа мест,
где я пресмыкался от боли,
как спившийся кравец в предсмертном бреду,
заплатой на барское платье
с изнанки твоих горизонтов кладу
на движимость эту заклятье!
Проулки, предместья, задворки - любой
твой адрес - пустырь, палисадник, -
что избрано будет для жизни тобой,
давно, как трагедии задник,
настолько я обжил, что где бы любви
своей не воздвигла ты ложе,
все будет не краше, чем храм на крови,
и общим бесплодием схоже.
Прими ж мой процент, разменяв чистоган
разлуки на брачных голубок!
За лучшие дни поднимаю стакан,
как пьет инвалид за обрубок.
На разницу в жизни свернув костыли,
будь с ней до конца солидарной:
не мягче на сплетне себе постели,
чем мне - на листве календарной.
И мертвым я буду существенней для
тебя, чем холмы и озера:
не большую правду скрывает земля,
чем та, что открыта для взора!
В тылу твоем каждый растоптанный злак
воспрянет, как петел ледащий.
И будут круги расширятся, как зрак -
вдогонку тебе, уходящей.
Глушеною рыбой всплывая со дна,
кочуя, как призрак - по требам,
как тело, истлевшее прежде рядна,
как тень моя, взапуски с небом,
повсюду начнет возвещать обо мне
тебе, как заправский мессия,
и корчится будут на каждой стене
в том доме, чья крыша - Россия.
июнь 1967
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
