Я тебя из роддома в октябрь несу
золотой. В дорогой иностранной зыбке
дремлешь ты, и дрожит у тебя на носу
солнца луч, и на губках играет улыбка.
Будет время, крестец твой украсит тату,
на пупке колокольчик зазвякает, - пирсинг,
твои локоны змейками будут шипеть на лету,
будет явью Инет, пищей - кола и чипсы.
Но однажды помадно-ресничную грязь
смоешь ты, и про шпильки забыв, без усилья
на пуанты, на цыпочки встанешь, светясь,
будто ангел-хранитель вручил тебе крылья.
Валерьянки бутыль в доме выпьют не раз,
(кошке – фигу!), разборок повысится градус,
и засветит твой брат ухажеру-обидчику в глаз,
после ты поцелуешь беднягу в награду.
Побледнеет бабуля, за сердце ухватится дед, -
ты придешь не одна и заявишь экспромтом,
улыбаясь хитрО – Папа, мама, мы к вам на обед! -
подтолкнешь его в спину, добавив - Знакомьтесь! -
...А пока я тебя из роддома несу
в нашу жизнь, золотую счастливую рыбку,
дремлешь ты, и дрожит у тебя на носу
солнца луч, и играет на губках улыбка.
До сих пор, вспоминая твой голос, я прихожу
в возбужденье. Что, впрочем, естественно. Ибо связки
не чета голой мышце, волосу, багажу
под холодными буркалами, и не бздюме утряски
вещи с возрастом. Взятый вне мяса, звук
не изнашивается в результате тренья
о разряженный воздух, но, близорук, из двух
зол выбирает большее: повторенье
некогда сказанного. Трезвая голова
сильно с этого кружится по вечерам подолгу,
точно пластинка, стачивая слова,
и пальцы мешают друг другу извлечь иголку
из заросшей извилины - как отдавая честь
наважденью в форме нехватки текста
при избытке мелодии. Знаешь, на свете есть
вещи, предметы, между собой столь тесно
связанные, что, норовя прослыть
подлинно матерью и т. д. и т. п., природа
могла бы сделать еще один шаг и слить
их воедино: тум-тум фокстрота
с крепдешиновой юбкой; муху и сахар; нас
в крайнем случае. То есть повысить в ранге
достиженья Мичурина. У щуки уже сейчас
чешуя цвета консервной банки,
цвета вилки в руке. Но природа, увы, скорей
разделяет, чем смешивает. И уменьшает чаще,
чем увеличивает; вспомни размер зверей
в плейстоценовой чаще. Мы - только части
крупного целого, из коего вьется нить
к нам, как шнур телефона, от динозавра
оставляя простой позвоночник. Но позвонить
по нему больше некуда, кроме как в послезавтра,
где откликнется лишь инвалид - зане
потерявший конечность, подругу, душу
есть продукт эволюции. И набрать этот номер мне
как выползти из воды на сушу.
1982
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.