Стук сердца бестактен, как старый трамвайчик.
бегущий в ночное по рельсам двужильным,
скрипучая птица, трясучая кляча,
дежурный трамвайчик с одним пассажиром.
Он мог бы родиться давно колесницей,
он мог бы родиться давно космонавтом.
Могли бы они вообще не родиться,
трамвайчик Ниф-Ниф с пассажиром Наф-Нафом.
Летит мимо них Дом Коммуны по кругу,
чья крыша коньком упирается в днище.
И только отчаянный маленький флюгер
попутного ветра как воздуха ищет.
Если не будет че лучше, буду номинировать на понедельняк...
Мыша. как-то в последнее время стихи (вообще все)пролетают мимо меня. а этот -расшевелил флюгер. "стук сердца бестактен" - да. попутного ветра автору!
Спасибо, лучше семь попутных ветров, чтобы можно было пересаживаться, когда какой-нибудь опасно затихал))) Лишь бы они не подрались.
представил трамвай в космической ракете: Земля, это Аннушка, как слышите, дзинь?
А раньше, бывало, там далеко-далеко разливали молоко... Иные времена, рафинированные нравы...
;)
первые три строки хороши, а дальше натужно, по-моему.
Не знаю, помнится, написалось достаточно легко.))) И теперь не вижу разницы между первыми строками и последующими. По-моему даже ход определённый набран)))
Сердце и флюгер
"Стук сердца бестактен, как старый трамвайчик."-Я вижу этот трамвайчик, он важен, как "Стук сердца" и слышу я как он копошится на мятых рельсах.
"Дежурный трамвайчик с одним пассажиром."
-понятный образ для любого Взрослого, что шмыгал дет-пассажиром...
"трамвайчик Ниф-Ниф с пассажиром Наф-Нафом."-я бы назвал эту фразу БУКВАЛЬНОЙ ФРАЗОЙ ЛУЧШИХ ПРОИЗОШЕДШИХ...
"...чья крыша коньком упирается в днище.
И только отчаянный маленький флюгер
попутного ветра как воздуха ищет."
Именно из-за таких мысле-форм очертании мне и нравится этот автор, которого я "смело" узнаю в любом трамвае и сзади любого кондуктора...
Стихотворение удалось из-за честности и ДОВЕРИЮ К СЛОВАМ эту честность объясняющих.
Я вообще считаю "разбор" поэзии не совсем в гляже, но решетория-мать позвала и я аукнулся...
Разбор "неприличен" так-же, как и разбор "со двора" и чужих ИСТОРИИ БОЛЕЗНИ ПСИХИАТРИЧЕСКОЙ БОЛЕЗНИ, он "болезненный", ибо глаза читающего постоянно натыкаются но до боли знакомые эпизоды из ЛИЧНОЙ ВСЕЛЕННОЙ, и поэтому -ЛЮБАЯ КРИТИКА ПОЭЗИИ должна быть похожа на нейрохирургическую операцию, где даже микроскопические ошибки могут оказаться смертельными для "пациента", что решил ПРИВЕТСТВОВАТЬ КАЖДЫЙ ВОСХОД СОЛНЦА ПОЭЗИИ...
это опасно, но прекрасно до одури, ибо поэзия великолепна даже тогда, когда
"...крыша коньком упирается в днище.
И только отчаянный маленький флюгер
попутного ветра как воздуха ищет."
Лучше быть отчаянным флюгером, что поворачивается лишь на ЗАПАХ ЛЮБВИ и трепета ЕДИНСТВЕННОЙ, ПОХОЖЕЙ НА ВЕТЕРФ.
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Я помню, я стоял перед окном
тяжелого шестого отделенья
и видел парк — не парк, а так, в одном
порядке как бы правильном деревья.
Я видел жизнь на много лет вперед:
как мечется она, себя не зная,
как чаевые, кланяясь, берет.
Как в ящике музыка заказная
сверкает всеми кнопками, игла
у черного шиповика-винила,
поглаживая, стебель напрягла
и выпила; как в ящик обронила
иглою обескровленный бутон
нехитрая механика, защелкав,
как на осколки разлетелся он,
когда-то сотворенный из осколков.
Вот эроса и голоса цена.
Я знал ее, но думал, это фата-
моргана, странный сон, галлюцина-
ция, я думал — виновата
больница, парк не парк в окне моем,
разросшаяся дырочка укола,
таблицы Менделеева прием
трехразовый, намека никакого
на жизнь мою на много лет вперед
я не нашел. И вот она, голуба,
поет и улыбается беззубо
и чаевые, кланяясь, берет.
2
Я вымучил естественное слово,
я научился к тридцати годам
дыханью помещения жилого,
которое потомку передам:
вдохни мой хлеб, «житан» от слова «жито»
с каннабисом от слова «небеса»,
и плоть мою вдохни, в нее зашито
виденье гробовое: с колеса
срывается, по крови ширясь, обод,
из легких вытесняя кислород,
с экрана исчезает фоторобот —
отцовский лоб и материнский рот —
лицо мое. Смеркается. Потомок,
я говорю поплывшим влево ртом:
как мы вдыхали перья незнакомок,
вдохни в своем немыслимом потом
любви моей с пупырышками кожу
и каплями на донышках ключиц,
я образа ее не обезбожу,
я ниц паду, целуя самый ниц.
И я забуду о тебе, потомок.
Солирующий в кадре голос мой,
он только хора древнего обломок
для будущего и охвачен тьмой...
А как же листья? Общим планом — листья,
на улицах ломается комедь,
за ней по кругу с шапкой ходит тристья
и принимает золото за медь.
И если крупным планом взять глазастый
светильник — в крупный план войдет рука,
но тронуть выключателя не даст ей
сокрытое от оптики пока.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.