(Этакий голубь-сизарь)
Неправильный здесь, непонятный, ненужный
чистый сморщенный старичок
(будто, выпорхнул вдруг из какой-то забытой реальности,
трансгрессировал прямо из прошлой жизни
к МакАвто)
стоит в февральской московской луже.
Стоит и воркует себе тихонько:
"Господи-помоги,
сынок-дочка, тебе
за копеечку малую,
за картошечку фри,
за глоток (Святый Боже) воды минеральной".
Чистый сморщенный старичок
(этакий голубь-сизарь)
крепко сжал кулачок
(потому как, наверно, не может губу прикусить:
нужно (так все нелепо!) копеечку-крошку просить)
со всем, что осталось,
с бесценным сокровищем-
единственной строчкой в треугольничке
древнем военном:
"Вернусь, только жди! Твой и твой навсегда"...
И вернулся,
собой пропитав каждый камень молящей земли
от Отца-Сталинграда до Вены,
к печной обгоревшей трубе
чистым сморщенным старичком
(этаким голубем-сизарем)
с треугольничком в кулачке...
...и с картошечкой фри в стыдливой дрожащей ладошке.
Пришел
и упал на колени с разорванным сердцем
(от горя, от боли утрат, от стыда),
с перламутровой гордостью на груди
(первой степени).
Так и стоял, опустивши глаза,
но
не перед врагом-супостатом вчерашним,
а передо мной!..
-Уходи,-
я сказал ему,
взял из окошка
свой Мак-fuckin'-завтрак,
и, не оглянувшись,уехал,
вселенским плюясь раздраженьем
на Бога, царя, на героя
на все и на вся,
на дурень-февраль
и на то, что начальник, хапуга и враль,
мой каторжный труд никак не отметил.
Уехал
и больше ни разу не встретил
чистого сморщенного старичка
(этакого голубя-сизаря),
Эту Посылку Твою, Святый Боже!!!
Не встретил
Ни разу
Его...
Поэты живут. И должны оставаться живыми.
Пусть верит перу жизнь, как истина в черновике.
Поэты в миру оставляют великое имя,
затем, что у всех на уме - у них на языке.
Но им все трудней быть иконой в размере оклада.
Там, где, судя по паспортам - все по местам.
Дай Бог им пройти семь кругов беспокойного лада,
По чистым листам, где до времени - все по устам.
Поэт умывает слова, возводя их в приметы
подняв свои полные ведра внимательных глаз.
Несчастная жизнь! Она до смерти любит поэта.
И за семерых отмеряет. И режет. Эх, раз, еще раз!
Как вольно им петь.И дышать полной грудью на ладан...
Святая вода на пустом киселе неживой.
Не плачьте, когда семь кругов беспокойного лада
Пойдут по воде над прекрасной шальной головой.
Пусть не ко двору эти ангелы чернорабочие.
Прорвется к перу то, что долго рубить и рубить топорам.
Поэты в миру после строк ставят знак кровоточия.
К ним Бог на порог. Но они верно имут свой срам.
Поэты идут до конца. И не смейте кричать им
- Не надо!
Ведь Бог... Он не врет, разбивая свои зеркала.
И вновь семь кругов беспокойного, звонкого лада
глядят Ему в рот, разбегаясь калибром ствола.
Шатаясь от слез и от счастья смеясь под сурдинку,
свой вечный допрос они снова выводят к кольцу.
В быту тяжелы. Но однако легки на поминках.
Вот тогда и поймем, что цветы им, конечно, к лицу.
Не верте концу. Но не ждите иного расклада.
А что там было в пути? Метры, рубли...
Неважно, когда семь кругов беспокойного лада
позволят идти, наконец, не касаясь земли.
Ну вот, ты - поэт... Еле-еле душа в черном теле.
Ты принял обет сделать выбор, ломая печать.
Мы можем забыть всех, что пели не так, как умели.
Но тех, кто молчал, давайте не будем прощать.
Не жалко распять, для того, чтоб вернуться к Пилату.
Поэта не взять все одно ни тюрьмой, ни сумой.
Короткую жизнь. Семь кругов беспокойного лада
Поэты идут.
И уходят от нас на восьмой.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
