В доме старом, с пожелтевшей крышей
Жил парнишка – добрый и немой
Летом выгорая – был он рыжий
Тёмным волос был его – зимой
Что-то вечно рисовал в тетрадке
Помогал другим, что было сил
Только на душе – не всё в порядке
Но о том… никто и не спросил
Он любил… безмолвно и нелепо
Девушку… с соседского двора
Двадцать лет - встречают это лето
Пахнут счастьем тёплые ветра
Как-то проходя двором знакомым
Заглянул в знакомое окно
И не крикнуть, слово в горле комом
Помощь звать, да тоже не дано
Яркого огня мелькали всплески
Дом горит… и это не мираж
Вот огня коснулись занавески
Лестница в дыму… второй этаж
Выбил дверь ногой, а вдруг кто дома?
Спит девчонка та,… он к ней спеша
Дымом надышалась, может кома…
Он молчит, кричит его душа
Слепит дым, за то бесценна ноша
Снизу люди, крики, шум и гам
К ним отнёс он ту, что всех дороже
Да в горящий дом подался сам
В доме никого, осталась кошка
Что забилась в угол от огня
Уж кругом пылало, он в окошко
Прыгнул… про себя судьбу броня
Переломы, обгорело тело
Скорая везла, под сильный вой
Лето отлечили, … золотело
Пахла осень будущей зимой
Он вернулся в дом, и всё как было
Взгляд в окно второго этажа
Не пожаром обожгло, но пылом
Молча, он глядел… слегка дрожа
Обнимал другой тот образ милый
Целовал, ту что, рискуя спас
Крикнуть бы, да не хватает силы
Как и в тот, нет силы в этот раз
После рассказали, на пожаре
Парня без сознанья… увезли
Девушки родные прибежали
В крик кричали – словно журавли
Рассказали девушке не много
Что какой то рыжий деву спас
Что молчал он искренне и строго
А потом и вовсе… скрылся с глаз
Тот же дом, под той же старой крышей
Позвонил случайно видно в дверь
Тот, другой, который тоже рыжий
Тот другой, который с ней теперь
В Рождество все немного волхвы.
В продовольственных слякоть и давка.
Из-за банки кофейной халвы
производит осаду прилавка
грудой свертков навьюченный люд:
каждый сам себе царь и верблюд.
Сетки, сумки, авоськи, кульки,
шапки, галстуки, сбитые набок.
Запах водки, хвои и трески,
мандаринов, корицы и яблок.
Хаос лиц, и не видно тропы
в Вифлеем из-за снежной крупы.
И разносчики скромных даров
в транспорт прыгают, ломятся в двери,
исчезают в провалах дворов,
даже зная, что пусто в пещере:
ни животных, ни яслей, ни Той,
над Которою - нимб золотой.
Пустота. Но при мысли о ней
видишь вдруг как бы свет ниоткуда.
Знал бы Ирод, что чем он сильней,
тем верней, неизбежнее чудо.
Постоянство такого родства -
основной механизм Рождества.
То и празднуют нынче везде,
что Его приближенье, сдвигая
все столы. Не потребность в звезде
пусть еще, но уж воля благая
в человеках видна издали,
и костры пастухи разожгли.
Валит снег; не дымят, но трубят
трубы кровель. Все лица, как пятна.
Ирод пьет. Бабы прячут ребят.
Кто грядет - никому не понятно:
мы не знаем примет, и сердца
могут вдруг не признать пришлеца.
Но, когда на дверном сквозняке
из тумана ночного густого
возникает фигура в платке,
и Младенца, и Духа Святого
ощущаешь в себе без стыда;
смотришь в небо и видишь - звезда.
Январь 1972
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.