Набрал бутылок он на суп,
съел, вытер руки о штаны,
и был он - ни умён, ни глуп -
заложником своей страны...
* * *
Длинная шея, высокая грудь,
стразы, как звёзды, сверкают в ушах...
Ей бы к глазам подошёл изумруд,
может, подарит какой падишах...
Счастие ловит и днём, и в ночи,
номер гостиницы - домом родным...
Ну, не таскать же, ей-ей, кирпичи,
и заводской не заглатывать дым...
Где-то под утро поймает такси,
съёмной квартире неведом уют,
смоет make-up, и немного поспит...
Может, приснится ей детский приют,
где свою маму отчаянно ждёт,
девочка лет с половиной пяти...
Горек сиротский искусственный мёд,
жизнь в тупике... Как же выход найти?
* * *
На столе кусочек хлеба,
Чай остывший в старой кружке,
А в окне кусочек неба
С жёлтой месяца краюшкой...
Мухи скудно пировали:
Кроме хлеба нет поживы,
И предвидится едва ли -
Хорошо, хоть этим живы...
Старый мусорник за домом
Да пять - шесть пустых бутылок...
Горечь в сердце встала комом:
Всё потеряно, что было...
На столе кусочек хлеба -
Результат от подаянья...
О безжалостное небо,
По грехам ли наказанье?
* * *
„Страшно жить!» - гениально сказанные слова,
только сквозь сон не пойму для чего и кому?
Жёсткой сегодня ночью кажется мне кровать,
сон обесточил мозг - непостижимо уму...
Жёлтые брызги волны смоют последний лоск
с томных мгновений сна, где закипает печаль.
Если свечу зажжёшь, мягким я стану, как воск,
если откроешь глаза, в них я увижу сталь...
Зачем ложиться в кровать, если не видишь снов,
мир односложен и зол - сон наших чувств приют.
Душу свою закрой на ключ или на засов,
а то, не ровен час, спросонья в неё наплюют...
Из слез, дистиллированных зрачком,
гортань мне омывающих, наружу
не пущенных и там, под мозжечком,
образовавших ледяную лужу,
из ночи, перепачканной трубой,
превосходящей мужеский капризнак,
из крови, столь испорченной тобой,
- и тем верней - я создаю твой призрак,
и мне, как псу, не оторвать глаза
от перекрестка, где многоголосо
остервенело лают тормоза,
когда в толпу сбиваются колеса
троллейбусов, когда на красный свет
бежит твой призрак, страх перед которым
присущ скорее глохнущим моторам,
чем шоферам. И если это бред,
ночной мой бред, тогда - сожми виски.
Но тяжкий бред ночной непрерываем
будильником, грохочущим трамваем,
огромный город рвущим на куски,
как белый лист, где сказано "прощай".
Но уничтожив адрес на конверте,
ты входишь в дом, чьи комнаты лишай
забвения стрижет, и мысль о смерти
приюта ищет в меркнущем уме
на ощупь, как случайный обитатель
чужой квартиры пальцами во тьме
по стенам шарит в страхе выключатель.
1969
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
