На шторах жёлтый день. Твой почерк глаз
виляет влево-вправо – первоклашек
«утятами» ли, сброшенных рубашек
рабами, погрузившимися в пляс, -
неважно. Шторы отражают ню
автозаправки, где плодятся кошки,
маршрутчиков покойничих дорожек,
буфетчицы, зарезавшей жену
буфетчицы. На шторах виден фильм:
бородачи-хирурги режут кильку,
младенцы отгрызают с пяток бирки,
идёт на поводке ручной дельфин
по улице восстания небес,
полковник сыплет в пушку телеграммы,
и толпы, соблазнившись лагерями,
бросают в топку братьев и невест.
На шторах жёлтый день. Твой табурет
косится недоверчиво на шторы.
По ткани бродят тени-вояжёры.
Ты, кажется, смущён, что не одет
по случаю. Снимаешь две слезы,
слегка рукой приглаживаешь перхоть,
задумываешься, куда б уехать,
чтоб не довёл искусственный язык
до штор, хотя и штопор ни к чему.
По шторам рябь идёт, как труп – по волнам.
Горит на горизонте свитка – Воланд
полсолнца не донёс к себе в корчму.
Смотри на солнце – жёлто, жжётся, жже…
Попробуй снять на плёночное ретро
реторты-небоскрёбы в лапах ветра,
полёт, недоочерченный стрижом,
себя – на чёрно-выжженом листе,
что сам себе бездарен и противен, -
снимай, не открывая объектива,
и пальцами черти по темноте,
какой ты – губы, руки, пуп, живот…
Черти! – вдруг завтра сдохнешь от желтухи,
от белочки, от влажной бытовухи,
от лампочки, что строчки дожуёт,
от табурета, хищного, как лань,
от петли, словно девственница, сжатой, -
какой же кривопишущий лежак ты,
какой же ты иуда, «Николай»! –
ни чуд, ни строк. Зашторился. Глазел
на всё с изнанки, да и близорукость
была на руку, чтобы жить тварюкой
и золотишко растворять в слезе…
Теперь – снимай!
Желтеет объектив.
Засвечено с закрытым объективом,
как ты идёшь и тянешь древний бивень
на древнем додотворческом пути,
как ты умрёшь – не в ядерной беде,
а в бледности, которой что солярий,
что тренинг – всё до лампочки из бара,
до пальцев отпечатков в темноте…
Снимай, снимай! – назло и вопреки.
Подсолнухи целуются на шторах.
И если слышишь этот странный шорох,
для будущих безумцев сбереги.
Не должен быть очень несчастным
и, главное, скрытным...
А. Ахматова
Я ждал автобус в городе Иркутске,
пил воду, замурованную в кране,
глотал позеленевшие закуски
в ночи в аэродромном ресторане.
Я пробуждался от авиагрома
и танцевал под гул радиовальса,
потом катил я по аэродрому
и от земли печально отрывался.
И вот летел над облаком атласным,
себя, как прежде, чувствуя бездомным,
твердил, вися над бездною прекрасной:
все дело в одиночестве бездонном.
Не следует настаивать на жизни
страдальческой из горького упрямства.
Чужбина так же сродственна отчизне,
как тупику соседствует пространство.
1962
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.