твержу тебя, но время терпеливее и тверже
и отмирает память о тебе подобно коже
лицо твое пылает как лицо при скарлатине
душа твоя расправлена как бабочка в витрине
любовь твоя как утомление неизлечима
все остальное далеко, почти неразличимо
как синий целлофановый пакет в лазурной бездне
непредсказуемо и заурядно как мгновенье
непримечательно, как мы, слагающие песни
про листья да цветы да птичье пенье
По-моему: автор утвердил себя уже в первой строке - твёрже некуда
«Циркулирующий» - движущийся по кругу, возвращающийся. Потому «твержу», то есть, всё время повторяю «пейзаж», возвращаюсь к нему - здесь можно увидеть аллюзию со знаменитым Пастернаковским
« В тот день всю тебя, от гребенок до ног,
как трагик в провинции драму Шекспирову,
носил я с собою и знал назубок,
шатался по городу и репетировал».
Хороша ИГРА словами «ТВЕРЖУ тебя» – пытаюсь запомнить, смягчить неумолимое время, но оно «ТВЁРЖЕ и терпеливее», то есть, все менее ясно вижу вновь и вновь яркий, возвращающийся пейзаж.
Но, так болезненно это воспоминание, что все почти сравнения связаны с реальными болезнями напрямую:
отмирающая кожа, скарлатина, распятая в витрине бабочка, неизлечимое утомление.
Однако, странно, - воспоминание притягательно (и даже, может быть, сладко), именно этой болезненной яркостью. И ничего более не вспоминается, кроме «лазурной бездны» (снова яркая краска – лазурь небесная ), нужно прижмуриться, сильно напрячь зрение (память), чтобы увидеть на её фоне прозрачный, синий, летящий пакет, а полиэтиленовый пакет – точный символ бытовых и прочих обыденных, несущественных мелочей, которые, собственно, и составляют «жизнь без», сотканную из непредсказуемых и заурядных мгновений, подобных нам самим (мы сами тоже эти мгновения – говорит автор) и нашим простым песенкам.
Тема: жизнь, память, значимость и ощущение себя в потоке времени.
Сюжет: доминантное воспоминание о любви.
Чувства: боль (сладкая?) потери яркого, чудесного прошлого.
Размышления: скорее, намёк на философское обобщение о преходящести, «непримечательности» жизни отдельного человека, сочинительства «песен
про листья да цветы да птичье пенье», то есть, лирики (почти определение), такой же, примерно, как и этот, вот, стих (обращение стиха на себя!!! ).
Жанр: лёгкая элегия.
Стиль: слегка эстетский, ибо,
как бы, немного «не для всех», требует усилия, чтобы вникнуть в художественную «игру» автора,
вспоминается, почему-то, переводной (с английского?) верлибр,
есть авторская запись без пауз,
есть некоторая искусственность (эстетство) стиха, нарочито подчёркиваемая термином «циркулирующий» в названии, а также и нарочным приёмом – повторами «тебя», «твое» и т. д. и простой конструкции «как…». В «листе», даже, было замечание, мол, слишком много «каков». По-моему, это можно видеть недостатком, но можно и достоинством (я склонна ко второму). Возникает даже подозрение, что стих инспирирован не личным переживанием автора, а, может быть, фильмом, картиной, рассказом…
Образы (сравнения): обоснованны и согласованны, довольно оригинальны.
Форма (ритмика, рифмовка): твёрдая, намеренно простая, но, зато, лёгкая, музыкальная, оригинальная, однако, в записи важно разделение на три ритмические части, не учитывая этого разделения, можно сбиться с ритма и (или) с созвучности рифмовки.
В целом стих тронул, хотя тема и сюжет не редки, приятно удивил художественной игрой, укрепил мой интерес к автору.
Это хорошее стихо, короче.:))
5
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Дорогая передача! Во субботу чуть не плача,
Вся Канатчикова Дача к телевизору рвалась.
Вместо, чтоб поесть, помыться, уколоться и забыться,
Вся безумная больница у экрана собралась.
Говорил, ломая руки, краснобай и баламут
Про бессилие науки перед тайною Бермуд.
Все мозги разбил на части, все извилины заплел,
И канатчиковы власти колят нам второй укол.
Уважаемый редактор! Может лучше про реактор,
Про любимый лунный трактор? Ведь нельзя же, год подряд
То тарелками пугают, дескать, подлые, летают,
То у вас собаки лают, то руины говорят.
Мы кое в чем поднаторели — мы тарелки бьем весь год,
Мы на них уже собаку съели, если повар нам не врет.
А медикаментов груды — мы в унитаз, кто не дурак,
Вот это жизнь! И вдруг Бермуды. Вот те раз, нельзя же так!
Мы не сделали скандала — нам вождя недоставало.
Настоящих буйных мало — вот и нету вожаков.
Но на происки и бредни сети есть у нас и бредни,
И не испортят нам обедни злые происки врагов!
Это их худые черти бермутят воду во пруду,
Это все придумал Черчилль в восемнадцатом году.
Мы про взрывы, про пожары сочиняли ноту ТАСС,
Тут примчались санитары и зафиксировали нас.
Тех, кто был особо боек, прикрутили к спинкам коек,
Бился в пене параноик, как ведьмак на шабаше:
«Развяжите полотенцы, иноверы, изуверцы,
Нам бермуторно на сердце и бермутно на душе!»
Сорок душ посменно воют, раскалились добела.
Вот как сильно беспокоят треугольные дела!
Все почти с ума свихнулись, даже кто безумен был,
И тогда главврач Маргулис телевизор запретил.
Вон он, змей, в окне маячит, за спиною штепсель прячет.
Подал знак кому-то, значит, фельдшер, вырви провода.
И нам осталось уколоться и упасть на дно колодца,
И там пропасть на дне колодца, как в Бермудах, навсегда.
Ну а завтра спросят дети, навещая нас с утра:
«Папы, что сказали эти кандидаты в доктора?»
Мы ответим нашим чадам правду, им не все равно:
Удивительное рядом, но оно запрещено!
А вон дантист-надомник Рудик,у него приемник «Грюндиг»,
Он его ночами крутит, ловит, контра, ФРГ.
Он там был купцом по шмуткам и подвинулся рассудком,
А к нам попал в волненьи жутком,
С растревоженным желудком и с номерочком на ноге.
Он прибежал, взволнован крайне, и сообщеньем нас потряс,
Будто наш научный лайнер в треугольнике погряз.
Сгинул, топливо истратив, весь распался на куски,
Но двух безумных наших братьев подобрали рыбаки.
Те, кто выжил в катаклизме, пребывают в пессимизме.
Их вчера в стеклянной призме к нам в больницу привезли.
И один из них, механик, рассказал, сбежав от нянек,
Что Бермудский многогранник — незакрытый пуп Земли.
«Что там было, как ты спасся?» — Каждый лез и приставал.
Но механик только трясся и чинарики стрелял.
Он то плакал, то смеялся, то щетинился, как еж.
Он над нами издевался. Ну сумасшедший, что возьмешь!
Взвился бывший алкоголик, матерщинник и крамольник,
Говорит: «Надо выпить треугольник. На троих его, даешь!»
Разошелся, так и сыплет: «Треугольник будет выпит.
Будь он параллелепипед, будь он круг, едрена вошь!»
Пусть безумная идея, не решайте сгоряча!
Отвечайте нам скорее через доку-главврача.
С уваженьем. Дата, подпись... Отвечайте нам, а то,
Если вы не отзоветесь мы напишем в «Спортлото».
1977
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.