Закрылись ворота, негромко чихнув
от пыли, клубившейся вслед за каретой...
Карета неслась... Не востребован кнут
гнедым жеребцам, что проворнее ветра...
В берёзовой роще нашли образок,
что ею подарен был прошлой весною
седому гусару... Да как же он мог
стреляться опять? И она в том виною...
Убит или ранен? Спешила узнать...
Бог милостив: траур надеть не придётся.
И села тихонько к нему на кровать,
вуалью глаза свои спрятав от солнца...
Ждала пока милый в сознанье придёт,
да так и уснула под чёрной вуалью...
И снились ей: бал и гусар... И гавот,
который они на балу танцевали...
Осень
выгоняет меня из парка,
сучит жидкую озимь
и плетется за мной по пятам,
ударяется оземь
шелудивым листом
и, как Парка,
оплетает меня по рукам и портам
паутиной дождя;
в небе прячется прялка
кисеи этой жалкой,
и там
гром гремит,
как в руке пацана пробежавшего палка
по чугунным цветам.
Аполлон, отними
у меня свою лиру, оставь мне ограду
и внемли мне вельми
благосклонно: гармонию струн
заменяю - прими -
неспособностью прутьев к разладу,
превращая твое до-ре-ми
в громовую руладу,
как хороший Перун.
Полно петь о любви,
пой об осени, старое горло!
Лишь она своей шатер распростерла
над тобою, струя
ледяные свои
бороздящие суглинок сверла,
пой же их и криви
лысым теменем их острия;
налетай и трави
свою дичь, оголтелая свора!
Я добыча твоя.
1971
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
