Я безропотно протягиваю руки.
Был я опытным, а стал незнамо кем.
Эти руки создают из скуки
мне на голову премножество проблем.
Эти руки пишут, что попало;
Мысли с рук, как с кончика ножа
на бумагу протекают вяло,
оформляясь в строки не спеша.
Это пара слов, забредших утром
в одурманенный и воспаленный мозг
шевелятся то ли камасутрой,
то ли змием. То ли парой розг.
Это сон, увиденный когда-то,
рефлекторно пальцем шевельнул;
важность первомайского парада,
с нежностью смешав, он мне вернул.
Просто в этот день отец родился —
вот поэтому любил парад...
Майский праздник длился, длился,
нескончаемо, как сорок лет назад.
Эти руки помнят звуки детства
и шершавые на вид слова.
Девочку... не помнят по соседству —
от восторга позабыли, да.
Очень перед этим волновались,
глупо вдруг вспотели (в первый раз!).
А потом исчезли и осталась
только память губ и память глаз.
Помнят руки холод грифа штанги,
гири двухпудовой рукоять,
злую боль в ушибленной фаланге.
Многим раньше помнят слово "глядь".
Почему он повторяет это слово,
неосмысленно и как-то невпопад?
Взрослый мальчик рассказал мне снова
все слова. Я был ужасно рад:
вот в руках держу их осторожно,
но они затерты аж до дыр.
Их поранить было очень сложно —
ложны сами, как бесплатный сыр...
Помнят руки боль земной утраты.
Звучно кости сжатых кулаков
в стенку разбиваются. И платно
получаю я уроки важных слов...
Помнят многое, что мною позабыто.
Память рук верней, чем память глаз.
Помнят, что во мне давно сокрыто —
мальчика без масок и прикрас.
Золотистого меда струя из бутылки текла
Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела:
- Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла,
Мы совсем не скучаем,- и через плечо поглядела.
Всюду Бахуса службы, как будто на свете одни
Сторожа и собаки, - идешь, никого не заметишь.
Как тяжелые бочки, спокойные катятся дни.
Далеко в шалаше голоса - не поймешь, не ответишь.
После чаю мы вышли в огромный коричневый сад,
Как ресницы на окнах опущены темные шторы.
Мимо белых колонн мы пошли посмотреть виноград,
Где воздушным стеклом обливаются сонные горы.
Я сказал: виноград, как старинная битва, живет,
Где курчавые всадники бьются в кудрявом порядке;
В каменистой Тавриде наука Эллады - и вот
Золотых десятин благородные, ржавые грядки.
Ну, а в комнате белой, как прялка, стоит тишина,
Пахнет уксусом, краской и свежим вином из подвала.
Помнишь, в греческом доме: любимая всеми жена,-
Не Елена - другая, - как долго она вышивала?
Золотое руно, где же ты, золотое руно?
Всю дорогу шумели морские тяжелые волны,
И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,
Одиссей возвратился, пространством и временем полный.
11 августа 1917, Алушта
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
